ЩИТ. Сборник научно-фантастической прозы
Шрифт:
— Да.
— Но с другой стороны, ведь все революции в прошлом были справедливыми.
— В этом я сомневаюсь.
— А наша революция?
— Это совсем другое дело. Вспомни, она началась с того, что Англия решила превратить Америку в свою колонию только потому, что большинство колонистов — выходцы из Англии. Но они уже давно перестали быть англичанами. Восстание против иностранного вторжения легко назвать справедливым.
— А восстание против внутреннего притеснения? Например, Французская Революция.
— Тебе нужно почитать историю. Французская революция не была основана на насилии. Она
— Но должны же быть…
— Да, конечно. В некоторых случаях народы избавлялись от тиранов. Но это ненадолго. Очень скоро оно попадали под власть нового деспота, часто более жестокого, чем прежний. Иногда, правда, диктатор оказывался добрым, но от этого он не переставал быть диктатором, хотя он давал народу кое-какие свободы. Наиболее известный пример этому — Кемаль Ататюрн.
— Оставь историю, — сказал Ксскинен. — Мы живем сегодня. Разве есть другой путь создания мировой Федерации, чем тот, что избрали эгалитарианцы?
— Вполне возможно. У нас нет времени глубоко проникнуть в проблему. Правда я сомневаюсь, что ее можно разрешить приказом свыше. Такая проблема не решается быстро, она должна созреть.
— А ей дадут время созреть? Ян, я не верю в сияющие вершины всемирного рая и прочую чепуху. Но я пытаюсь понять где правда. Ты не можешь не согласиться с тем, что говорил Карлес о Конституции: она уже сейчас превратилась в мертвую бумагу. Разве не является единственным выходом из создавшегося положения радикальные изменения?
Огонек сигареты Трембицкого мерно вспыхивал и затухал:
— Может и правда, — наконец сказал он. — Вполне возможно. Но есть разные виды радикализма. Такой радикализм, в котором народ силой заставляют принять изменения, мне не по душе. Я думаю, и тебе тоже.
Послушай, Пит, мы же еще не исчерпали все имеющиеся возможности. Мы еще не зажаты в угол. Маркус вовсе не такой вездесущий демон, как его изображают. Да и президент совсем не слабая пешка в его руках. Они говорят о поддержке народом СБ, но это не отменяет тот факт, что существует и оппозиция, хотя они сами являются частью ее. Они фанатики, и совершенно не хотят видеть того, что не входит в их схему. К примеру, Маркус: он совсем не так уж жаждет личной власти, хотя элемент этого присутствует в его действиях. Нет, он просто убежден до мозга костей, что все зло идет от иностранцев, и что он единственный, кто знает, как спасти цивилизацию. Ты хочешь сменить одного Маркуса на другого?
— Но Ганновей сказал, что хунта отойдет от власти, как только порядок будет установлен.
— Мир уже слышал такие песенки, мой мальчик. Если эгалитарианцы ухватятся за руль, то они будут держаться за него так крепко, как держались за них другие революционные группы в прошлом. Они будут оставаться у власти, чтобы убедиться, что порядок в мире устанавливается таким, каким его хотят видеть они. И если что-либо будет идти не по их плану — снова аресты, снова убийства, снова СБ, снова диктатура. Нет, если ты пытаешься весь народ втиснуть в рамки своей идеологии, ты обязательно будешь тираном. Другого пути нет.
— Карлес не позволит им!
— Что он может сделать? Он всего лишь теоретик. Если он увидит правду и выскажет протест — снова разыграется сцена, какая уже была в истории — снова инквизиция.
Впрочем, что я говорю абстрактно. Тебе нужно спросить себя только о том, можно ли доверять людям, которые хотят добиться цели таким образом.
Молчание воцарилось в комнате. Коскинен сидел и смотрел на генератор. «Зачем я привез его на Землю? — в отчаянии думал он. — Зачем я вообще родился?»
Звук шагов вернул его к действительности. Дверь в спальне Вивьен открылась, и она вышла к ним. Блики света играли в ее волосах.
— Мне показалось, что вы разговариваете, — сказала она.
— Ты все слышала? — спросил Трембицкий.
— Многое. Но сейчас я расскажу о том, что узнала я. — Она взяла сигарету, закурила и заговорила безразличным тоном. — Я ходила в город. Я ходила под видом босса банды, вернее, помощника босса, и делала вид, что хочу завязать деловые контакты со здешними гангстерами. Вы не знаете, что вся страна поделена между разными гангстерскими бандами. А когда погиб Зиггер, естественно, что на его территорию всегда найдутся охотники. Я подружилась с несколькими девушками, которые уже давно здесь и много знают. Они вывели меня на одного типа, с которым я немного пофлиртовала, чтобы выведать обстановку. И я узнала, кому принадлежит Зодиак.
— Ну?
— Одной незарегистрированной корпорации, где главным держателем акций является под вымышленным именем Ганновей.
— Что? — Коскинен вскочил.
Трембицкий не удивился.
— Я думал об этом, — сказал он. — Это место слишком открыто и не очень удобно для эгалитарианцев. Я думаю, что они выбрали его не для того, чтобы устроить здесь штаб-квартиру, а в основном из-за того, что это богатый источник денег. Для каждой революционной организации финансирование одна из самых серьезных проблем.
— О, нет, нет, — содрогнулся Коскинен. Он снова стал решительным и холодным. — Одевайся, Ви, — сказал он, — мы уходим.
— Тебя этот так встревожило? — спросила Вивьен.
— Нет, теперь ему просто стало многое ясно, — ответил за него Трембицкий, — Собирайтесь…
Коскинен ходил по холлу взад-вперед. Ладони у него вспотели. «Что делать? Куда уходить? Можно ли оставаться в доме Абрамса? Трембицкий говорит, что нельзя, а он знает. Кроме того, подвергнуть опасности Ли… Нет, нет. А что говорила Ви об убежище Зиггера?»
Да, теперь он вспомнил и сказал об этом Трембицкому. Возможности там у них будут небольшие, но появится небольшая передышка, когда они могут обдумать следующие действия. Трембицкий согласился.
— Возможно, мы даже можем взять такси. У нас есть шанс пробраться туда. Ты готова, Ви?
— Сейчас. — Она вышла из комнаты уже в платье. Кошелек был пристегнут к поясу. — Может нам надеть маски?
— Только когда будем на улице. Иначе это вызовет подозрение. Куда же я дел свою маску?
Внезапно дверь распахнулась, Трембицкий резко повернулся и схватился за пистолет, но было уже слишком поздно.