Щучье лето
Шрифт:
— Сегодня вечером будем жарить мясо на гриле!
Да, это действительно был сюрприз, потому что мы уже целую вечность этого не делали. Старый мангал давным-давно стоял в подвале и потихоньку ржавел.
— Для нас двоих это слишком жирно! — то и дело отвечала мама, когда я спрашивала о гриле. — Слишком хлопотно! Мясо можно и на сковородке поджарить.
Гриль вызывал в памяти то время, когда я еще была совсем маленькой и отец жил с нами. Это он отвечал за гриль, разжигал угли и показывал мне, как пекут хлеб, намотав тесто на шампур. Думаю, маме не хотелось, чтобы я об этом вспоминала. И, возможно, ей самой тоже не хотелось об этом вспоминать, потому что те вечера, когда мы делали мясо на гриле, были так чудесны. Мама с отцом не ссорились, а смеялись и иногда даже целовались.
Некоторое время я пребывала в совершенном восторге, потом мама сказала:
— Гизела с Петером тоже придут, а для вас, дети, испечем хлеб на шампурах!
Восторг мой лопнул, как воздушный шарик. Взглянув на носок туфли, я закусила губу.
— Что-то не вижу радости, — сказала мама. — И не делай все время такое лицо!
Они пришли в семь. Петер принес мясо для гриля. Мама открыла вино. Потом обняла Лукаса и погладила Даниэля по голове.
Гизела сразу же села в садовое кресло, куда мама на этот раз положила дополнительную подушку. Гизела едва дышала, словно вернулась с долгой пробежки, хотя идти до нас было только пятьдесят шагов.
Меня отправили на кухню за стаканами.
— И захвати яблочный сок! — крикнула вдогонку мама.
Я не особенно торопилась.
Обернувшись, я увидела за собой Даниэля. Вздрогнула.
— Чего тебе?
— Хочу помочь!
— Сама справлюсь!
— Не будь дурой! — Даниэль попытался взять у меня бутылку с соком.
— Отпусти! — он потянул бутылку. — Отпусти! Я же все равно сильнее!
— Ничего подобного!
— Сильнее! — одним рывком он выхватил у меня бутылку. — Вот видишь!
Раскрасневшись, мы стояли друг против друга и вдруг прыснули со смеху. Так расхохотались, что я чуть стаканы не уронила.
— От тебя рыбой несет! — фыркнула я.
— А от тебя обиженной колбасой! — парировал Даниэль.
— Хотите, чтоб мы умерли от жажды? — прокричала снизу мама.
— Ага, — хихикнула я.
— Сейчас идем! — крикнул в ответ Даниэль.
Мы стали спускаться по лестнице.
— Смотри, бутылку не урони!
— А ты — стаканы!
Когда я поставила на стол стаканы, а Даниэль разлил сок, Гизела расцвела, и мама тоже улыбнулась, но от замечаний они, к счастью, воздержались.
Петер разжег гриль и принялся жарить мясо, а Лукас помогал отцу.
Они вспоминали — о том времени, когда еще был цел свинарник, о большом пожаре, о том, как однажды на Рождество графиня созвала детей в замок и дала каждому по подарку и пакетику с печеньем.
— Это было так давно, — сказала Гизела. — Так давно, что вас тогда еще и в помине не было!
Стемнело, и Петер зажег небольшие факелы. Мама поставила на стол свечи в стеклянных цилиндрах. Нам троим разрешили взять по факелу и погулять, и мы помчались по аллее каштанов до лягушачьего пруда. Одинокая сова безмолвно парила над нашими головами.
Даниэль достал из кармана брюк две пластмассовые палочки.
— Знаешь, что это?
Я покачала головой.
— Это неоновые огоньки. Их используют для ловли угрей.
— Как это?
— Угрей ловят ночью, сгибают эти палочки, и они начинают светиться. Огоньки привязывают к леске. Как только угорь клюет, он утягивает огоньки под воду, и становится видно, что он там делает.
Мы воткнули факелы в землю и отошли от них. Даниэль согнул палочку, и в ней действительно затеплился огонек. Она стала похожа на огромного светлячка.
— Дарю! — сказал Даниэль.
Когда мы вернулись, кресло Гизелы опустело.
— А где мама? — спросил Лукас.
— Пошла спать, — отозвался Петер. — Устала.
— Значит, и нам пора? — вдруг спросил Лукас необыкновенно тихим голосом.
— Нет, еще нет, — сказала моя мама. Свет от пламени свечей смягчал черты ее лица, рыжие волосы мерцали, и мне казалось, что выглядит она сногсшибательно.
— Хотите, можете сегодня поспать на улице, — сказал Петер, указав на широкую садовую скамью. — Вы, мальчишки, точно там уляжетесь.
Лукас запрыгал от счастья и издал оглушительнейший клич индейца, на который ему так же громко ответили павлины. Мы с Даниэлем молча улыбались в темноте.
— А ты устроишься на раскладушке, — сказала моя мама. — Несите свои постели, надевайте пижамы. И не забудьте почистить зубы.
— Чтобы в доме тише мыши! — предупредил мальчишек Петер. — Маму не будить!
Когда я, почистив зубы, снова вышла на улицу с постельным бельем под мышкой, мама сидела одна.
— А где Петер?
— Не скажу! — захихикала мама.
По голосу ее было слышно, что она немного пьяна.
Мне это не понравилось, хотя я знала, что все взрослые иногда пьянеют. С другими все обстояло иначе — дядя Фриц в подвыпившем состоянии любил травить анекдоты, а дедушка передразнивал кур. Под конец застолья они вечно затягивали народные песни: «Нет края лучше в этот час» или «Взошла на небе уж луна». Пьяный дядя Фриц доставал бумажник и протягивал мне пятак.
— Тебе нельзя так много пить! — сказала я.
— Ах, голубушка моя, — улыбнулась мама. — Не будь всегда такой благоразумной. Выпила я не много. Не бойся!
Она встала и натянула наматрасник на раскладушку, взбила подушку.
— Сегодня ты будешь спать, как у Христа за пазухой! — засмеялась она.
— Еще чего! — тихо проговорила я, сжав покрепче неоновую палочку.
После того как пришли Даниэль и Лукас, со стороны рва донеслись удары вёсел по воде.