Щуки в море
Шрифт:
— А я чувствовала, что тебе приходилось убивать. Но что именно ты завалил Голика? — воодушевилась Кристина. — Вот этого я даже представить себе не могла — что обнимаю историческую личность.
— Король медведей и цели выбирает королевские! — отшутился Артур.
— Ну и правильно! И Голика, и всех тех уродов, которых вы положили. Знаешь ведь, настрадалась я от этих государевых сатрапчиков, так что туда им и дорога! Как там было у Булгакова? «Королева в восхищении!» [1] — Кристина
— Кстати, от меня персональная благодарность за Азерникова, — повернулся Алексей к Виктору. — Именно за него, и ты прекрасно понимаешь, почему… А Мхитару этому вы разве теперь не можете помочь? — он не оставил без внимания ещё одну человеческую трагедию.
* * *
Человек во тьме.
Человек неподвижно сидит на скамейке, наслаждаясь заходящим солнцем и последним теплом. В руках он держит толстую книгу и раз за разом перечитывает одно и то же место: «А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идёт, потому что тьма ослепила ему глаза»[2].
Книга на русском языке, а не на его родном армянском, но русский, пожалуй, столь же родной ему, и думает он сейчас по-русски. «Кто же ненавидел брата своего? Кто согрешил?» — в который уже раз проносятся его мысли. — «Получается, что всё-таки я сам, причём дважды». Он вздыхает и начинает быстро листать книгу — в поисках слов, всегда дававших ему утешение и смутную надежду: «Но это для того, чтобы на нём явились дела Божии»[3].
— Простите, можно присесть покурить? Я вам не помешаю? — низкий, какой-то стелющийся женский голос.
— Не помешаете, — человек слегка улыбается. — А у вас закурить не найдётся? Я редко курю, не взял с собой.
Они курят — молча, и женщина встаёт и тихо уходит. И он, не переставая грустно улыбаться, думает: «Сестра… Теперь они все для меня — сёстры». И время бежит дальше.
Солнце давно уже не ласкало, поднялся ветер, и явно собирался дождь, но человек всё продолжал сидеть с книгой, которая сама была как солнце.
Книгой, набранной рельефными точками.
Человек был слепым.
* * *
— Лсум эм![4] — высветившийся на экране мобильника номер был незнакомым, но звонили на телефон, которым Матевосян пользовался только для связи со своей роднёй и близкими друзьями.
— Хачатур Паруйрович? Добрый вечер! — ответил по-русски довольно приятный женский голос. — Дело касается вашего племянника.
— Что с ним? — встревожился Матевосян, моментально сообразив, что слепой Махо, скорее всего, попал под машину и теперь звонит врач из больницы.
— Не беспокойтесь, ничего. Мы ищем возможность помочь ему, — женщина выделила голосом слово «помочь», — и мне нужно поговорить с вами.
— «Вы» — это кто, простите?
— «Мы» — это мы, — чувствовалась, что невидимая собеседница иронично усмехнулась. — У вас есть возможность встретиться наедине? Вы же купец, наверняка знаете такое место для деловых переговоров.
— Знаю, конечно, — Матевосян, разумеется, опасался, ибо всё было насквозь непонятным, но всё же решился продолжить разговор. — Только почему именно со мной поговорить?
— С самим Мхитаром не могу, и с его мамой тоже, не хочется зря обнадёживать, — виноватым тоном произнесла женщина. — Я не на сто процентов уверена, что мы сможем.
— Вы что, имеете в виду…
— Да.
— Хорошо, — потрясённо выдохнул Хачатур Паруйрович. — Вы сможете подъехать где-то в пять-десять минут девятого в ресторан «Арцах»? Знаете, где это? — он продиктовал адрес. — Назовитесь, и вас проводят в кабинет. Да, кстати, как вас зовут?
— Таисия. До встречи!
* * *
У преуспевающего предпринимателя Хачатура Матевосяна была невероятно ревнивая жена, которую он при всём том очень любил и не хотел расстраивать её даже случайно павшим подозрением, поэтому предложил телефонной незнакомке именно «Арцах». С любовницами, по давнему молчаливому уговору, здесь не встречались, не подавали и калейдоскоп закусок со всего мира — только суровые мужчины, иногда с жёнами, и только старинная армянская кухня. Одинокая женщина со стороны могла попасть в этот ресторан лишь будучи приглашена как деловой партнёр, но бывало это очень редко, и метрдотель Самвел был немало удивлён, когда хорошо знакомый ему Матевосян сообщил, кого именно будет ждать в кабинете.
Впрочем, вошедшая через пять минут женщина отчасти избавила его от удивления, поскольку на вид была именно деловым партнёром — красивый, но строгий костюм, не очень высокие каблуки, из украшений — только небольшие серьги без камней. Услышав имя — Таисия — метрдотель спокойно проводил её в кабинет.
— Добрый вечер! — нервно приподнялся Хачатур Паруйрович. — Вы Таисия?
— Да, — улыбнулась женщина. — Это я вам звонила.
— Закажете что-нибудь? — незнакомка была само обаяние, и он начал быстро успокаиваться. — Как-то не принято у нас прямо с порога о делах говорить. Только здесь без изысков — всё очень вкусное, но зигзагами всякими не украшают.
— И не надо! — понимающе кивнула Ната, не ставшая представляться настоящим именем — больше она встречаться с Матевосяном не предполагала. — Что вы порекомендуете, чтобы попроще? Здесь, насколько я понимаю, чем проще, тем вкуснее.
— Тжвжик[5], если вы любите печёнку. И настоящее армянское вино — грузинское, как у вас говорят, «отдыхает»!.. Так кто вы? — поинтересовался Матевосян через несколько минут, когда им принесли вино и нарезанный суджук.
— Фея, — спокойно ответила женщина.
— Лесная Сестра, вы хотите сказать? Не удивляйтесь, я, конечно, мужчина, но у меня жена и две дочери, — он с интересом посмотрел на незнакомку. — И вы можете помочь Махо?
— Скорее всего да, но мне нужно точно знать, почему он не видит, — фея вертела в руках бокал. — Что конкретно у него повреждено?
— Зрительный отдел мозга, — нахмурился Хачатур Паруйрович. — Он упал и затылок проломил, ну и… Сами глаза-то в порядке.
— Понятно, — Ната уже прикидывала, как будет объясняться с Леренной — никто из восьмерых русских Лесных Сестёр и их учениц, к сожалению, нужного дара не имел, а вот на Тарлаоне такая фея найтись могла. — Но только… Как выражался Цицерон, benefacta male locata malefacta arbitror[6]. Вы уверены, что он — достоин? («Алина уже заглянула в память Мхитара, но нужно подтверждение от близкого человека, который хорошо его знает»).