Щупальца Альянса: Увертюра
Шрифт:
– Неринья, – коммодор сообщил экипажу словно бы по секрету, – это орудие с его турели. Можно поздравить стрелка: отличный выстрел. Альянс окажется в ярости! – он счастливо засмеялся, следя за циклом развития огненного цветка, достойного голографической кисти величайших арт-ботаников современности.
Вряд ли кто выжил в том изначально обречённом модуле, которому не повезло нести на себе столь опасную для крейсера гравипушку.
Но ведь осталась ещё одна? На другом, очень похожем модуле.
– Коммодор, глядите, она поворачивается!
Толстощёкое жерло гравитационной пушки
Бабах!!!
И гравипушка рассыпалась дождём блестящих осколков.
– Первое орудие, за него отвечает Рамирес, – констатировал коммодор. – Что ж, меткие выстрелы парням непременно зачтутся на трибунале.
Он знает, что кому зачтётся? Может быть, коммодор – Господь Бог? На корабле – да, можно согласиться, но после?..
Тут крейсер сотрясся, стажёр Родригес шлёпнулся на пол вместе с ранее жёстко закреплённым креслом, да и вокруг, куда глазом не кинь, экипаж повалился на пол. Никто, даже Гуттиэрес, не удержался на ногах, чтобы бравировать потом флотской несгибаемостью.
Борт-инженер Монарро сообщил со вздохом:
– А это попадание – уже в нас.
4
Сребробородый Альфонсо Энрике Гуттиэрес вчистую выиграл спор со своими собственными стрелками. Стрелки не хотели гневить Альянс, надеялись отсидеться, так ни в кого ни разу не выстрелив. Были готовы даже слегка наплевать на прямой приказ коммодора.
Получилось ли наплевать? Нет же, не получилось. Хитрец коммодор их вынудил вступить в бой, а там уж для пацифизма места и времени у них не нашлось. Огневых точек у противника отыскалось порядочно. Некоторые – размещённые на маневренном катере – к тому же, быстро перемещались. Стрелкам было явно не до тех мер жёсткого воздержания от убийства солдат Альянса, которые, как они, верно, надеялись, зачтутся им на флотском трибунале по возвращении.
Ведь если позволишь воинам света всея галактики насмерть в тебя попасть из летального их оружия, то, пожалуй, на трибунале слово в твою защиту прозвучит разве что в самом грустном, посмертном режиме – охраняющем от нападок отнюдь не тебя самого, а только лишь светлую-пресветлую твою память.
Бой шёл несколько минут, затем неуклюжие тускло-золотистые молевидные капсулы развернулись обратно в свои гардеробы-космоангары.
Ни одна из безобидных молей от огня с «Антареса» не пострадала. Только две из них бездарнейшим образом столкнулись по вине дилетантов-пилотов.
Что касается малоподвижных боевых модулей, так среди них орудийцы со стрелками, даром что предатели, а исхитрились, выцелили, вывели прочь из строя целых четыре штуки.
Но и пропустили три попадания, в основном – от орудий планетолёта. По-настоящему больно ужалить «Антарес» боевой катер майора не сумел, но три неслабых пробоины во внешней обшивке, один уничтоженный дотла технический отсек – достаточное напоминание, что могло быть и хуже.
– Монарро, оцените ущерб и запрограммируйте роботов на восстановление, – велел Гуттиэрес.
– Слушаюсь, мой коммодор, – инженер вышел, прихватив переносную техаптечку, с которой не расставался
– Эстебан!
– Да, мой коммодор.
– Что там слышно от майора Домби?
– Ругается, – с улыбкой в голосе сообщил Эстебан. – Я до сих пор не соединял с вами, чтобы не отвлекать от более серьёзных дел. Хотите его послушать, мой коммодор?
– Пожалуй, теперь можно и послушать, – в тон ему откликнулся Гуттиэрес.
Раздосадованный майор Альянса был, как всегда, многословен. Грозил имперскому экипажу карами на имперском же трибунале, указывал на новое обстоятельство: со стороны солдат Альянса появились жертвы; это многое меняет; меняет почти всё! Знаете, что бывает за содеянное? О, многое…
Коммодор попробовал что-то ответить, но майор его словно не слышал. Продолжал свой поток угроз, адресованный, наверное, не Гуттиэресу, а другим.
– Отключи его, Эстебан, – холодно сказал коммодор, – безумец разговаривает сам с собой.
Кстати, кому выгодны эти жертвы среди горилл? Неужели всем? Ясно, весьма выгодны коммодору: чтобы привести в чувство свой экипаж. Майору? Ему выгодны тоже: чтобы нависать над головами преступных имперцев грозным дамокловым бластером. Саму-то операцию по зачистке станции Домби провёл без жертв, это ему зачтётся. Жертвы от внезапного нападения имперского экипажа на него никто не повесит. Повесят на коммодора, ведь Альянсу такое на руку. Повесят когда? На имперском трибунале.
И снова Родригеса поразило расхождение двух правд. Имперский трибунал, что там будет? По версии Гуттиэреса, там будут судить стрелков из его экипажа – за то, что молчаливым промедлением обозначили свой отказ выполнять приказ коммодора. По версии Домби, там будут судить Гуттиэреса, а также всех, кто с ропотом или без ропота выполнял его приказы, направленные против Альянса и его верных солдат.
А кто прав? Если смотреть по тому, как должно бы быть – прав Гуттиэрес. Если смотреть на то, как в нынешнем едва ли не бедственном положении империи быть единственно может – прав Домби. Альянс додавит империю – не на уровне коммодора, так на уровне адмирала, начальника космофлота, военного министра, наконец.
А как будет на самом деле? Здесь Родригесу чуется, что не сбудутся обе версии: ни невероятная коммодорская, ни вероятная майорова. Почему не сбудутся? Потому что до каждого из трибуналов надо ещё дожить и вернуться с миссии.
5
По итогам боя Гуттиэрес очень быстро принял решение о том коротком прыжке на маршевых двигателях с круговой орбиты на предельную эллиптическую, который приблизил бы спасение связиста Гарриса и специалиста Трентона, затерявшихся на одном из дальних модулей системы «Карантин».
Пилот Эстебан требуемую операцию выполнил безукоризненно, в полном соответствии с подготовленной космогатором Альваресом картой местонахождения модулей станции. Когда Антарес зафиксировался в новом своём положении, в поле зрения крейсера, выведенном на кают-компанейский экран, оказался лишь один из модулей системы «Карантин» – тот, который Альварес определил в наиболее вероятные.