Screenplay 1. Игроманка

Даль Лиза

– Я не смогу… не смогу… не заставляй меня…

– Спасибо за сотрудничество. Вышла из машины.

– Нет!

Перегибается через меня, открывает мою дверь, толкает в плечо:

– Катись отсюда.

Я упираюсь руками и ногами, в пол, в потолок, хриплю:

– Не надо, пожалуйста! Я сделаю, я всё сделаю!

Катиться мне некуда. Уже некуда. Нужно успокоиться, я делаю только хуже, я рою себе могилу. Настоящей себе, не той, что лежит в моем гробу.

– Иди.

– Дай мне минуту!

Тяжело дыша, откинулась на спинку сиденья, закрыла дверь. Его не за что винить, он даёт мне шанс, ещё один и последний. Я

облажалась. Меня узнали. Разоблачили. Рано или поздно, меня бы всё равно поймали. Антону пришлось инсценировать мою смерть, чтобы полиция от меня отстала и не вышла на остальных. Ему не понаслышке известны дотошность и методы следователей, и он ещё не доверяет мне, опасается, что на допросах я сдам всех с потрохами. Выходов было два. Или действительно прикончить меня, или сделать так, чтобы весь мир думал, что я умерла. Первый вариант был предпочтительнее ввиду своей незамысловатости, второй был сложнее, но мне повезло. Сегодня мы хоронили чужой труп, обгоревший в моей машине и обвешанный моими драгоценностями – старый, как мир, беспроигрышный трюк. Я старалась не задаваться вопросом о том, насколько этот труп был мёртв, когда выбор Антона пал именно на него. Меня же ждали новые документы и ссылка в Беларусь или Казахстан на выбор.

– Пожалуйста, – шептала я вчера в трубку, набравшись смелости. – Я не хочу. Есть хоть один шанс, что ты разрешишь мне остаться работать с вами?

– Мы уже всё решили. Билеты на поезд у меня, собирай свои…

– Антон, пожалуйста. Я больше не подведу, обещаю. Если это случится, ты можешь… можешь меня убить.

Кусая ноготь большого, я слушала тишину

– Если б для меня это было легко, завтра тебя бы хоронили по-настоящему, – сказал он.

– Я знаю, я всё понимаю. Я сама себя прикончу, клянусь, тебе не придётся…

– Я подумаю.

Антон резко положил трубку.

И он подумал. И придумал экзамен настолько чудовищный, что мои нервы, которые я по наивности своей считала прочнее стальных канатов, теперь сдавали и лопались. Я слышала этот треск у себя в голове, ещё немного, и от него начнётся мигрень. Я накрыла рукой его ладонь, лежащую на чёрной кожаной обивке между нами.

– Прости. Я просто разнервничалась. Ты знаешь, сколько лет я не видела этот дом?

мне нужна небольшая передышка, нужно собраться с силами

– Сколько?

– Девять.

Девять лет назад здесь состоялись другие похороны. Всё то же самое, те же табуретки с нашей кухни, белые с чёрными ножками, те же старухи. Даже еловые ветки казались теми же самыми, будто их так и не удосужились убрать с прошлого раза. Я повернулась к Антону. Его глаза больше не были спокойными, в них появился намёк на человечность.

– Девять лет назад перед этой калиткой стоял другой гроб, – тихо сказала я. И кажется, он был очень похож на этот, тоже бордовый и с рюшами. Только он был открыт, и в нём я видела последнего родного человека.

ну что, бабуля, твой бог впустил тебя в рай?

Антон потянулся за новой сигаретой. Он много курит, иногда по две пачки в день и это не считая сигар. А мне не разрешает, обещает вырвать губы, если узнает.

– Это было давно, – равнодушно бросил он, чиркая зажигалкой.

– Да, но знаешь, как бывает…

Если долго не приезжаешь в какое-то место, с которым неразрывно был связан в прошлом, хоть десять, хоть двадцать

лет, а потом вдруг оказываешься с ним лицом к лицу, все воспоминания набрасываются так, будто специально поджидали тут именно тебя и от времени становились всё гуще, всё концентрированней.

Минуту мы разглядывали толпу возле гроба. Больше половины из них я даже не знала. Были смутно знакомые лица – бывшие одноклассницы и одноклассники, выросшие, превратившиеся в баб и мужиков соседские дети. Они уже давно забыли о моём существовании и вспомнили только теперь, когда по дворам разнеслась радостная весть – похороны, поминки, гуляем. В деревне развлечений не так много, их энтузиазм можно понять. Но деревенских я и не боялась. Меня приводили в ужас машины с московскими номерами – из них выходили люди, составлявшие мой нынешний круг общения. Ещё вчера они работали со мной бок о бок, называли себя моими друзьями, ходили со мной в кафе, болтали со мной по телефону и вот сегодня приехали меня хоронить. Кое-кто плакал. В стороне от общего горя стояла небольшая группа людей. Эти не плакали, они приехали позлорадствовать. Сотрудники обчищенной мной довольно крупной организации, они будут хоронить меня с удовольствием. Я тоже буду себя хоронить, собственно, для этого я здесь. Я буду идти рядом с этими людьми, буду бросать, дождавшись своей очереди, комья земли на крышку гроба, сидеть с ними за одним столом на поминках, произносить речь в память об усопшей…

– Иди, – подталкивает меня Антон.

Я достаю из сумочки очки и тянусь к дверной ручке, замок легонько щёлкает, все взгляды тут же обращаются в нашу сторону. Угрожающего вида чёрный бронированный внедорожник уже давно привлекает всеобщее внимание, все ждут, кто же из него выйдет. Удастся ли моей новой личности их обмануть? Всех до единого? Я создала эту личность меньше чем за сутки, меньше чем за день, всего за несколько часов, и теперь от неё зависит моя дальнейшая жизнь. И жизнь Антона тоже. Он обожает ходить по краю.

И вчера, когда я, не находя себе места, металась из угла в угол в ожидании его звонка, он в очередной раз доказал это.

– Да, – выдохнула я в трубку, увидев на дисплее его номер.

– Ты поедешь на свои похороны, – заявил Антон.

– Зачем? – опешила я.

– Подумай.

Мне не нужно было думать, я знала ответ. Если я хочу работать с ними, я должна уметь избавляться от своей личности, заменяя её новыми, другими. Если я на это не способна, я им не нужна. Мои собственные похороны, на которых соберётся куча знакомых со мной людей, – идеальная экзаменационная площадка. В первую секунду я чувствовала пустоту, ступор, во вторую – облегчение от того, что мне всё же дали шанс, в третью я поддалась панике, понимая, что шансом не воспользуюсь,

немыслимо, невозможно

в четвертую я медленно открывала рот, собираясь продавить «нет» сквозь сдавленное горло, в пятую я услышала из трубки:

– Так я и думал. Денис отвезёт тебя на вокзал завтра в десять.

– Я поеду на похороны, – вырвалось из меня.

Проклятье! Как я могла на это согласиться?! Я что-нибудь придумаю. Выряжусь, например, деревенским подростком, пришедшим поесть салатов на поминках, возьму с собой какого-нибудь мальчишку, дам ему денег чтоб подыграл мне, будто он мой друг, чтобы никто не лез с разговорами к одинокому юнцу. Будем стоять в сторонке, не привлекая внимания. Или…