Сдать королевство, женить Императора
Шрифт:
Я тут же оказалась за спиной неудачливого убийцы, зажала его рот ладонью и приставила к горлу кинжал. Ощутив холодное лезвие на шее, мужик вздрогнул, даже меня тряхнуло вместе с ним, но вырваться из моей хватки ему вряд ли удастся, пусть я и ниже ростом. Пришлось встать на цыпочки, чтобы беседовать с ним стало удобнее.
— Сейчас ты тихо позовешь своего товарища. Убеждай как хочешь — он должен тоже сюда залезть, — прошептала я на ухо мужику.
Мы стояли слишком близко, от него разило потом и еще какой-то невообразимой смесью деревенских запахов, и прошли несколько мучительных мгновений прежде,
Я аккуратно убрала руку от его покрытого жесткой щетиной подбородка.
— Лука, сюда, — зашипел он. — Один не справлюсь!
— Такого уговора не было! — возмутился его подельник снаружи. — Тише там, кобру разбудишь!
— Говорю же, один не справлюсь. А коли не сумею наказ выполнить, так оба на виселицу отправимся, — проявил недюжинную смекалку мой пленник.
Снаружи послышалось кряхтение и знакомый шорох.
Я тут же приложила несостоявшегося убийцу рукоятью кинжала по виску, он обмяк, и мы вместе едва не завалились на пол. Сдерживая пыхтение, я уложила беспамятное тело и вернулась к окну. Когда второй заговорщик с грохотом упал на пол, я отправила в долгий сон и его.
Еще несколько мгновений стояла и просто разглядывала два широкоплечих силуэта, которые мирно дрыхли на старом ковре. И на кой темный век мне охрана нужна, если все самой делать приходится?
— Стража!
На мой громкий окрик в комнату ввалились два гвардейца. Судя по запаху, не слишком трезвые, но достаточно вменяемые, чтобы стоять на ногах и держать меч. Заметив тела на полу, гвардейцы застыли в недоумении. Я, набрав в грудь побольше воздуха, начала показательный концерт.
— Я вас сюда не дрыхнуть приставила! Ко мне в комнату вломились два убийцы, а вы и ухом не повели! Оба уйдете в отставку! Но прежде — повесите этих двоих!
На мои крики сбежались и остальные гвардейцы, и кое-кто из министров — тех, что не особо налегали на вино. Пока солдаты связывали «заговорщиков», подоспели и хозяин с хозяйкой, за порогом дома нас уже поджидало чуть ли не пол деревни с факелами.
Люди перешептывались, на их лицах плясали глубокие тени. Прохладный ветер тут же забрался под воротник, но ежиться мне сейчас не полагалось. Я оглядела лица в толпе, но на всех прочла лишь недоумение: ни страха, ни ненависти. Определенно, среди тех, кто сбежался на шум, либо есть отличные актеры, либо нет тех, кто мог быть замешан в этом нелепом покушении. Во второе верилось гораздо охотнее.
Мужиков выволокли на дорогу. Оба уже начали приходить в себя, и здесь, в свете факелов, я уже сумела различить их черны. Одинаковые носы картошкой, темные кудри и широкие спины, но у одного морщин побольше, у второго — поменьше. Братья, похоже.
Гвардейцы обступили связанных, дрожащих то ли от ночной прохлады, то ли от испуга мужиков, которые ужа стояли на коленях, понурив головы.
Я, еще раз оглядевшись, заметила в толпе любопытствующих старосту и жестом подозвала его подойти ближе.
— Кто они такие? — спросила, небрежно кивнув в сторону несостоявшихся убийц.
— Так Лука и Агас — братцы кровные, наши, местные, — затараторил староста. — Мужики обычные, в пороках не замечены, неграмотные оба.
Я кивнула и взмахом руки велела старосте отойти. Он повиновался, тут же трусливо скрывшись в толпе.
Пару раз сжав и разжав кулаки, я все же сумела выровнять дыхание, чтобы при следующем вопросе голос не дрожал.
— Кто вас надоумил?
Сами бы они до убийства регента точно не додумались.
— Н-никто! — замотал головой тот, что постарше — Лука.
— Как есть никто! Сами, за честь отечества и короля! — выкрикнул второй, его голос сорвался на последней высокой ноте и зазвенел в воцарившейся вдруг тишине.
Один из гвардейцев, недолго думая, отвесил ему такой подзатыльник, что мужик впечатался носом в землю.
— Ты стоишь перед ее Ее Светлостью Воцехой Милик, принцессой крови, Признанной на севере, регентом при дочерях Его Величества Жерома Милик! Думай, что говоришь!
Перечисление моих титулов, да еще и сделанное внушительным хриплым басом, произвело на мужиков некоторое впечатление. Они оба вжали головы в плечи, но спустя несколько мгновений младший, набравшись храбрости, все-таки вскинулся и обжег меня полным ненависти взглядом.
— Мы кланяться не станем перед воровкой, которая трон захватила только ради того, чтобы передать его своему любовничку! — снова закричал Агас, и снова его голос дрожал в абсолютной тишине.
Когда слова дурного мужика отгремели в ночном воздухе, за спиной послышались шепотки деревенских. Гвардейцы, недолго думая, начали пинать говорливого убийцу, тот всхлипывал, но просить прощения не собирался.
Я стиснула зубы, чтобы не закричать от отчаяния. И ведь прав наполовину: трон я фактически захватила, но если бы этого не сделала, то что тогда? Война, в которой те, кто сумел каким-то чудом выжить во время голода, точно бы умерли? Выжженные поля? Опустевшие деревни, нищие и калеки в городах, которым уже никто не может помочь, потому что нищие — все вокруг?
Внутренняя борьба длилась несколько мгновений: я понимала, что должна остановить солдат, что мужики слишком глупы, чтобы понять меня, но все же какое-то время с мрачным, грязным удовольствием смотрела, как тяжелые сапоги гвардейцев оставляют кровавые отметины на коже.
— Хватит! — наконец, скомандовала я. — Заприте их где-нибудь, на рассвете повесьте.
Двое самых крепких из гвардейцев подняли мужиков — Луку так и вовсе за шкирку — и потащили в сторону какого-то сарая. Я подала знак Джозу — самому молодому из моих гвардейцев, хитроглазому юноше, которого приняли на службу, кажется, за месяц до того, как Лайонел объявил войну Даграсу. Жестом приказала ему оставаться рядом. Он вытянулся по струнке за моей спиной, а я, проводив взглядом заговорщиков, снова повернулась к старосте.