Сделано в Швеции-2. Брат за брата
Шрифт:
– Все хорошо, братишка?
С животом покончено. Забинтован полностью. Белые бинты, новые, тщательно уложенные слои. Но пальцы правой руки свободны, и Винсент подносит их ко рту, прежде чем ответить. Он тянет бинт на верхнюю губу.
– Да.
А потом опускает бинт под нижнюю губу.
– Нет.
И еще, выше. И еще, ниже.
– Да. Нет.
Выше, ниже, маленькое отверстие, где рот, закрывается и открывается.
– Да. Нет. Да. Нет. Да. Нет.
Лео осторожно гладит его забинтованную щеку.
– Хорошо,
В этот момент в дверь звонят, снова.
Лео плотно закрывает за собой дверь комнаты и бежит на звук однообразных трелей.
Соцтетка. А за спиной у нее – Агнета.
Улыбаются.
– Мы сделали, как ты предложил.
Соцтетка улыбается шире, говорит-то она.
– Агнета приглядит за вами. По крайней мере – вечером, ночью и утром. Все, с этим разобрались.
Ее пальто висит на крючке; она застегивает пуговицу за пуговицей и долго смотрит на Лео, который надеется, что обе они стоят достаточно далеко, что не слышат хихиканья.
– Но остается еще кое-что.
– Что?
– Агнета может приходить столько раз, сколько ей понадобится. И мы с ней будем постоянно на связи. Окей, Лео? Окей, Агнета?
Он кивает, и они оба ждут, чтобы Агнета тоже кивнула. Но она медлит. И они быстро понимают, почему. Она не может отвести взгляда от того места на лестнице, где мама поскользнулась и ударилась сильнее всего. Одно-единственное пятно, которое он не оттер как следует. Там было больше крови. А он торопился.
Он дожидается их ухода.
Ведро все еще в ванной, где он его оставил.
Лео наливает в ведро горячей воды, добавляет моющее средство, макает туда тряпку и всей своей тяжестью, направленной на каменный пол, трет последние засохшие капли, пока они не исчезают.
Теперь точно все.
Он открывает дверь, за которой двое братьев – один истерически хихикает, второй спрятался в бинтах, – и опускается, как до этого, на пол, спиной к кровати.
– Я все еще не знаю, сколько дней, Феликс. Но мы все устроим.
– Как это – «устроим»?
– Я все продумал. А ты мне поможешь.
– Да ну?
– Синяя сумка у тебя? Та, где карты?
– Да.
– Принеси.
– Зачем?
– Социальная тетка вбила себе в голову, что нас надо забрать отсюда. Но этого не будет.
Феликс хихикает уже меньше, он поднимается медленнее, чем обычно, чтобы показать, насколько неохотно он это делает.
– Феликс, просто принеси сумку – и все.
Синяя сумочка не больше открытки, но толстенькая, как плитка шоколада; описав красивую дугу, она летит с порога, от Феликса, к кровати и жестко приземляется, чуть не попав в Лео и Винсента.
– Доволен?
В открытый наружный кармашек засунут компас, и он немного мешает. Лео разворачивает карту, на которой в масштабе 1:5000 в сжатом виде представлены все велосипедные дорожки, проселки и тропинки Фалуна.
– Смотри сюда.
Лео тычет пальцем куда-то в середину карты, Феликс пытается смотреть, но не понимает, на что.
– На что?
– На дороги от центра к лесу.
Палец Лео скользит вниз, на окраину Фалуна, не особенно далеко, туда, где угловатые буквы образуют слово С-Л-Э-Т-Т-А. Феликс точно знает, как карта выглядит в реальности – он был в этом районе пару раз, там никуда не годная футбольная команда.
– И? Зачем мне это?
– Я все объясню, потом. Когда мы придем туда.
– Куда?
Лео торопливо складывает карту, и Феликс почти физически ощущает, как на ней образуются новые сгибы.
– Куда, Лео? И это… потом верни мне ее. И не испорти. Она пятнадцать крон стоит.
– Когда я доведу дело до конца, ты сможешь купить десять таких говнокарт. Пошли. Я все покажу.
– Что покажешь?
– То, что тебе надо увидеть.
– А мумия?
– Он сказал, что хочет сидеть один. Ну и пусть сидит один. Мы скоро вернемся.
Наблюдательный пункт. Это явно наблюдательный пункт. Холмик за обрамляющими площадь колючими кустами. Братья сидят на корточках на его вершине, ветер раздувает волосы, опавшие листья пляшут над голым асфальтом.
На несколько минут братья почти забывают этот жуткий день.
– Лео!
– Да?
– Что мы здесь делаем?
– Сейчас увидишь.
Щеки у Лео напрягаются: он сосредоточился, и окружающее перестало для него существовать – иногда он вот этак уходит в себя. Феликс следит за его взглядом. Какая-то женщина, мамина ровесница, шагает через площадь. Ее-то Лео и изучает. Точнее, кожаную сумку, которую женщина несет в правой руке.
– Видишь?
Сумка. Коричневая, на вид не особо тяжелая.
– Да.
– Знаешь, что в ней?
– А ты знаешь?
– Мгм.
– Что?
– Двадцать пять тысяч. Иногда сорок. Иногда даже пятьдесят.
– Пятьдесят тысяч… чего?
– Крон.
Женщина направляется из универмага в банк, расположенный на другой стороне площади, – широкие решительные шаги, кожаные сапоги на высоких каблуках, каблуки стучат, ветер доносит стук до самого наблюдательного пункта.
– Она так ходит каждый день. Когда магазин закрывается. Одно и то же расстояние. Через площадь с сумкой в руке. Доходит до банка и засовывает все это дерьмо вот туда, видишь?
Из кирпичной стены банка женщина вытягивает металлический ящик, устанавливает его под углом и отпускает, беззубый рот проглатывает кожаную сумку.
– Деньги, выручка. Которые уходят на счет.
– Откуда ты знаешь?
– Сын владельца хвастался в курилке.
Женщина закончила – идет назад, без сумки, в самый большой магазин «ИСА» в этом районе.
– А мы тоже? Закончили? Я хочу домой.
– Ты хоть понимаешь, зачем мы здесь?
– Винсент дома один. Пошли, Лео.
– Сумка. Я ее прихвачу.