Сделай и живи спокойно
Шрифт:
Посконный мешок с цементом так и стоял в углу. Кстати это не стандартная упаковка, а просто другого ничего не было у кладовщика. Там и есть-то с полведра всего, но вчера почти ничего не брали, а сегодня ещё не начинали. Наверное хватит, чтобы начать первые ряды. Блин! А про гидроизоляцию-то я забыл спросить! Вот ведь, что бабы с нами делают. Все мозги запудрили, на фиг! Надо быстрее вернуться вниз и озадачить ребят этим вопросом. А то Маша может обидеться. Итак ей всю выработку порушил. О чём я только думал? Ведь шёл вниз с конкретными задачами. Блин! Раньше со мной такого не было. Это что выходит - у Вилора хреново с короткой памятью? Хотя, причём здесь это и что с ним (с этим знанием) делать?
Моё внутреннее самобичевание и вдумчивое самокопание закончились ничем.
А дальше пошла рутина. Я таскал кирпичи, месил раствор и делал все мелкие, но такие необходимые при кладке работы. Старался, чтобы Маша не отвлекалась и наконец-то закончила первые ряды этого грёбаного санузла. Ведь в перспективе вырисовывалась интересная ситуация. Я мог претендовать на самостоятельную деятельность. А что? Как гнать первые ряды я видел, так что легко могу повторить. Осталось только Машу уговорить, чтобы отдала мне, для демонстрации возможностей, один из санузлов. В конце концов, мне надо учиться или где? Вот и буду на это упирать. А там посмотрим. Скажу по секрету, что это - очень нужно мне. Для душевного равновесия, для испытания своих сил, для того, чтобы понять и вспомнить. Хочу опять ощущать себя каменщиком, а не пойми кем.
Когда эта мысль пришла мне в голову, я поначалу растерялся. Очень уж не хотелось выпячивать свои возможности. Но, немного подумав, решил рискнуть. Для этого, опять, пришлось воспользоваться хитрой наукой праксеологией. Лучше бы я этого не делал. Результат вышел не совсем тот, на который я рассчитывал. А всё потому, что инициативу перехватила наставница.
— Запомни ученик, что перегородка в полкирпича поднимается в смену не более, чем на 11-12 рядов, - начала диктовать свою первую лекцию, как наставник Маша Бартолье при этом не переставая работать, - чтобы избежать просадок и искривлений под собственным весом, в момент схватывания раствора.
Нет, мне конечно было интересно услышать, то что в своё время уже учил, но не сейчас же?Поэтому, я просто согласно кивнул. Маша вопросительно посмотрела на меня. А я что? Молчу и слушаю. Если задам вопрос то, до обеда точно, буду слушать ответ. Это такая тема, что можно не одну диссертацию написать. Про дипломные работы вообще молчу.
Свой план я всё-таки реализовал. Не сразу, но достаточно быстро. Стоило Маше отвлечься, на какой-то камешек в растворе и замолчать, на несколько секунд, пытаясь его удалить, я задал свой первый вопрос. Не по теме! И ничего такого сверхсекретного. Просто поинтересовался:
— Маша, а ты где приобрела такие красивые сапожки? (на самом деле простая кирза, просто ушитая и укороченная хорошим мастером)
— Сапожки?
– переспросила моя наставница, держа в одной руке половинку кирпича, а в другой кельму с раствором.
— Ну да!
– ответил я, показывая на её ноги, - видно, что очень качественная модель.
И тут же пришлось пригнуться. Девушка уронила кельму, а руку с камушком отвела в сторону. Вот, во избежание негативной реакции, я и уклонился. Ну нафиг! Знал бы, что такое будет, лучше бы про Ленина спросил. Например, сколько дней он бухал в Разливе. Может быть вышло бы гораздо хуже, но по крайней мере, я бы это контролировал. А тут непонятка какая-то!
Маша посмотрела на меня, потом на кусок кирпича и, ни слова не говоря, уселась на стопку деревянных пробок. Кирпич улетел в угол. А девушка, поглаживая сапоги одной рукой, другой прикрыв лицо, тихо заплакала.
Ничего не понимая, я присел на корточки рядом и пытаясь разглядеть, хоть что-то в её глазах, которые она старательно закрывала ладонью, спросил:
— Что случилось?
– спросил я, - Маша, ты только скажи. Я их всех на фиг...уработаю.
Ну, не знаю я, что в таких случаях делать. Хоть и женатый был, и дочек вырастил. Но, тут фиг поймёшь, пока сама не расскажет. Она, кстати, и рассказала, когда немного успокоилась.
Как оказалось забрали её прямо из дома. Перепугав троих детей до слез. В милиции досталось по полной программе. Обвиняли во всех смертных грехах. Начиная с вредительства и заканчивая шпионажем. Напомнили о муже, который отправился в 1940 году во Францию, отражать нападение Германии и пропал без вести. Короче, держали в "предвариловке" до утра. Утром отпустили, без объяснения причин, так ничего и не добившись.
Я ничего не мог понять. Как так-то? Вроде, вчера вечером, после работы, все разошлись по домам. Никаких арестов не было. Меня, как самого главного зачинщика, почему-то не задержали? А Машу сделали крайней. Не стыкуется, что-то ничего. Чтобы отвлечь мадам Бартолье от накатившей на неё апатии, я начал задавать ничего не значащие вопросы. Ну, там, как детей зовут или в каком они классе учатся? Постепенно мне удалось её растормошить. По крайней мере, она перестала закрывать лицо и чуть-чуть, самыми краешками губ стала улыбаться. Зато, в ответ, на моё такое внимание, пришлось выслушать нелёгкую историю её жизни.
В 1935 году в Калугу приехали специалисты из Франции, для решения задач по конструктиву промышленных зданий и обустройстве территории. Среди них был инженер Петро Жан Бартолье. Маша, в то время, училась в Калужском зооветеринарном техникуме на втором курсе. Так уж получилось, что своим ростом, она слишком выделялись, среди всей группы. Лишь несколько ребят были одного, с ней роста. Обидное прозвище "Верста" прилипло к ней, с первых дней сессии. Девчонки может завидовали, а может наоборот жалели, но в свой девчачий круг если и пускали, то ненадолго. И то, чтобы потом посмеяться. Так и училась, вроде в группе, а на самом деле одна. Любимым занятием была практика, на опытовом поле. Там ей никто не мешал предаваться размышлениям о жизни, о дружбе и будущей любви. Опытовое поле было в районе деревни Железняки. Именно там решили строить завод СДВ. Собственно говоря, дальше можно не продолжать. Встретились французский специалист и будущий советский агроном. Француз был поражён красотой Марии и совсем не обращал внимание на её рост. Влюбились. Поженились. Первый ребёнок родился в 1936, через два года второй. А в 1940 году, когда Маша была беременна третьим, муж вернулся во Францию, чтобы сражаться с германскими захватчиками. Семью с собой брать не стал, сказал, что опасно в таком положении куда-то переезжать. Обещал вернуться быстро. Но, произошло то, что произошло. Дальше война. Она осталась с тремя детьми и поэтому пришлось переехать в деревню, рядом с Калугой, к матери и отцу. Там и жила пока не закончилась война. В техникуме восстанавливаться повременила. С тремя детьми на руках, пусть и в деревне, выжить тяжело. Хотя родители, конечно же помогали с детьми. Как и все она ездила в Калугу на подработку. Больше всего платили на стройке. Плюнула на техникум и пошла учиться на каменщика в ФЗУ. По итогам практики закончила с третьим разрядом. Недавно пересдала на четвёртый.
Наши небольшие посиделки прервали девчонки-штукатуры. Они вломились, на наше рабочее место, как будто в клуб на танцы. Со смехом и разговорами и, при этом, умудрялись тащить кучу своих рабочих инструментов. А так, как в процессе прослушивания истории Маши, я переместился поближе к ней, да и ещё и обнял за плечи, то можно представить, что они подумали. Ну и что последовало дальше, тоже, описать легко.
Ясен пень, что сначала, с шумом и грохотом, посыпались на пол все эти полутёры, правила, тёрки и мастерки с вёдрами. Потом возмущённые голоса довели до нас информацию, о недопустимости производственных романов прямо на рабочем месте. Ещё, после некоторого времени, возобладала женское любопытство вкупе с такой же солидарностью. Вопросы посыпались со всех сторон. Все они были нейтральными, но содержали один контекст: - «А что это вы здесь делаете?»