Се?рфер. Запах шторма

Востро Анна

— Ты так и не понял, о чём сказка.

Он глушит двигатель, протягивает руку к моим ногам и, минуя их, нажимает ручку регулировки пассажирского сидения, зачем-то до упора отодвигая его назад и опуская спинку.

Меня пронзает смутная догадка зачем. Внутри сразу же начинает расти напряжение.

— Возможно. Я не люблю сказки.

Так же, до упора, отодвигает назад своё сидение, опускает спинку и откидывается на неё расслабленно. Только сейчас переводит взгляд на меня. Тихо и буднично, с уже знакомыми, еле уловимыми, властными нотками, произносит.

— Сними трусики.

Шумно

вздыхаю, не в силах скрыть разочарования этим словам. Хотя, чего я хочу от человека, который считает, что любовь — это рабство? Ну, что ж …

Пробираюсь пальцами под подол платья, стягиваю белую кружевную деталь нижнего белья с бёдер, опускаю по ногам вниз, вышагиваю из трусиков и, зажав их двумя пальцами, поднимаю вверх согнутой в локте рукой.

Вуаля!

Он слегка наклоняется в мою сторону, тянется к бардачку, открывает его.

— Положи пока туда. После заберёшь.

— Как залог нашей страсти? — ирония всё же прорывается наружу, но я делаю, как он говорит.

Как только белое кружево оказывается в бардачке, он захлопывает его, и жадно впивается губами в мой рот. Одна его рука остаётся лежать на подлокотнике, в то время как вторая упирается ладонью в окно и со скрипом скользит по стеклу. Моя голова с мягким стуком откидывается на подголовник.

Этот яростный поцелуй длится долго. Он похож на то, как, замученный жаждой путник, наконец, приникает к источнику воды и жадно долго пьёт.

Я, как и раньше, с готовностью отвечаю, снова поддаваясь его грубой нетерпеливой страсти. Но он почему-то всё ещё не делает никаких попыток прикоснуться. И даже сквозь затуманенный ощущениями разум мне это кажется очень странным. Внезапно прерывает поцелуй, откидывается на спинку водительского сидения. Несколько секунд наблюдает за моими, горящими в последних лучах заходящего солнца, глазами и прерывистым дыханием. Я не двигаюсь, в ожидании, что он станет делать дальше.

Но он не делает ничего. Только хрипло произносит слова, которые сначала повергают меня в растерянность.

— Я хочу, чтобы ты показала мне, как ты себя ласкаешь.

— Что? — переспрашиваю удивлённо.

— Ты слышала.

Во мне снова проносится та же буря противоречивых эмоций, что и в самолёте. Только на этот раз переключатель не срабатывает.

— Да пошёл ты!

Выскакиваю из машины, со всего размаху хлопаю дверью.

Успеваю пройти несколько шагов, как он меня догоняет и хватает за руку.

— Эй, в чём дело? Далеко собралась?

— Иди на хер! — пытаюсь выдернуть руку, но он вцепляется в неё крепче и резко разворачивает к себе.

— Да что с тобой? Если не понравилось, что я предложил — просто так бы и сказала.

И, правда. А чего я, собственно, так психанула?

Я ещё ни разу не ласкала себя при мужчине, никто мне такого не предлагал, и даже мысли у меня такой не возникало. Ну и послала бы вежливо с его пожеланием, если мне слабо это сделать. Мол — не буду! И всё. Но только ли дело в том, что мне слабо?

А в чём же тогда ещё? Наверное, в том, что он своими словами опошлил мои слова

о любимой сказке. Не знаю сознательно или нет, но опошлил. Сначала с трусиками. Ладно — я согласилась. Он любит эротические эксперименты в нестандартных местах и мне, как оказалось, тоже они нравятся. Но то, что он заявил дальше, видимо вступило в полнейшее противоречие с моей вспомнившей любимую сказку романтической головой. И ещё в том, что в моих мыслях в тот момент пронеслось: «Я не первая кому он предложил это сделать». Почему-то этот факт очень сильно взбесил. И продолжает бесить. Хотя, казалось бы — ну и что такого?

Истеричка.

Вырываю руку.

— Отвали!

— Да чего ты так бесишься? Почему вы все такие истерички! — восклицает он, впервые повысив на меня голос.

Ну, точно — не первая! И, судя по всему, не первая, которая так резко отреагировала.

— Я не одна из твоих девочек-марионеток! — выкрикиваю резко.

— Каких марионеток? Что ты несёшь?

— Знаешь, что? Если ты привык, что твои девицы выполняют все твои прихоти, то со мной этот номер не пройдёт! — не в силах остановиться, продолжаю кричать я.

— Ну, приехали! — морщится брезгливо, — И откуда же такие выводы, интересно?

Меня, почему-то, начинает буквально трясти от злости. При этом в голове мелькает мысль: «Какой накал страстей! Прямо сцена из любовной мелодрамы: Закат. Море. Мы — среди живописных развалин. Ни одной машины и ни одного человека вокруг. И этот фееричный переход от страстного поцелуя, к не менее страстному ору».

Чёрт! Чёрт! Чёрт! Вдох — выдох. Вдох — выдох. Давай, успокаивайся!

— Спасибо за чудесный день! А теперь я хочу вернуться в Коктебель. Отвези меня.

Делаю шаг в сторону машины, но он, больно сжав запястье, снова с силой разворачивает к себе, останавливая.

— Ты не ответила на мой вопрос. Так откуда такие выводы?

— Эй, полегче! Больно вообще-то!

Хватка ослабевает, и я тут же выдергиваю руку.

— Тебя родители не учили в детстве, что с девочками надо обращаться нежно? Видимо, нет!

— А тебя твои, что нельзя строить выводы о людях из воздуха, посылать на хер по неясным причинам и хамить?

— Я хамлю?

— Ты хамишь!

— Пусть так. Но, скажешь, я не права?

— Нет, не права! А насчёт того, что я предложил — тебе просто слабо! И поэтому ты бесишься. Такая же истеричка, как все!

Такая же истеричка, как все?

— Да пошёл ты! Самовлюблённый, наглый болван!

Не сдержавшись, от души размахиваюсь и смачно запечатлеваю ладонью пощёчину на его щеке. Но его это ничуть не смущает, а напротив очень злит. Потому что в ответ он вцепляется мёртвой хваткой в мои запястья и тащит к этим развалинам. Резко впечатывает в стену и крепко прижимает к ней. Так, что из меня на мгновение вышибает дух. И пока я пытаюсь поймать ртом воздух, словно рыбка, выброшенная на берег, вижу, как блестят гневом в отсвете фар внедорожника его глаза и нервно ходят желваки на скулах.