Седая весна

Нетесова Эльмира Анатольевна

— Мария! Это все понятно. Но в одиночку ситуацию не переломить. Вот и я своим мальчишкам внушаю одно, а жизнь их учит другому. И мы с вами, как две белые вороны среди хаоса, — усмехнулся невесело.

— Я не считаю себя белой вороной.

— Ну, а почему нет семьи, детей?

— Не сложилось. Или не повезло. Хотя и везенье понятие относительное. Вот у вас была семья, а что получили от нее кроме боли?

— Потому и назвал нас обоих белыми воронами.

— Может, просто не умели удержать, оценить? У меня на третьем курсе был парень. Он постоянно провожал домой: Потом попытался сделать предложение, но я оборвала. У меня в то время болела мать. А вешать свои заботы на чьи-то плечи не в моих правилах. А через время, когда я осталась одна, тот человек уже женился, стал отцом.

И мое время ушло. Впрочем, о чем это мы? Ну, не получилось. А всегда ли оно плохо? У моих коллег семьи и дети. Но далеко не все счастливы. Так вот не знаю, что лучше?

— Давайте присмотримся друг к другу. Может, жить семьей не так уж плохо? — улыбаясь предложил Игорь.

— Мы слишком мало знаем друг друга..

— Потому предлагаю присмотреться. Решение примем позже. Вы не обожглись на семье, а я… И все же говорю, одиночество убивает людей быстрее и болезненнее, чем все несчастья.

Они присматривались друг к другу полгода. Виделись часто. Но никто не решался сделать навстречу первый шаг. Порою они засиживались допоздна. И все же Игорь никогда не попытался остаться на ночь. Хотя Мария видела, как самого себя заставляет уйти. И с каждым днем бороться с собой становилось сложнее.

Мария никогда не знала точно, когда придет Игорь. Он не просил разрешения прийти в определенное время. Игорь попросту стучал в окно, извещая, что пришел.

Мария постепенно привыкла к человеку и ждала его каждый день.

Случалось, Игорь не появлялся по два-три дня. И приходя, не объяснял, почему его не было. Мария не спрашивала, понимала неуместность и поспешность подобных вопросов.

Игорь словно ждал их. И всякий раз, появляясь через пару дней, смотрел на нее испытующе, с интересом. Но… Она не спрашивала.

Однажды, уже в конце зимы, Марии привезли дрова. Закончился прежний запас. И она взялась рубить их, складывать в поленницу. А тут Игорь пришел. Попросил топор..

— Не надо, я сама справлюсь. Мне не к спеху.

— Давай помогу!

— Не стоит. Ведь не в лесу живу. Люди, соседи вокруг. Увидят, что подумают?

— Меня все твои соседи видели и знают. Со многими здороваемся. Кому какое дело до твоей личной жизни? Успокойся! Дай топор. Это мужское дело. А ты иди в дом, — сказал обыденно и просто. Сам взялся рубить дрова. А войдя в дом, сказал: — Порядок! Дрова порублены, сложены. Проверь, по-твоему ли сделано?

— Как сделал, на том спасибо, — ответила краснея.

— Мария! Может, хватит нам присматриваться друг к другу? Пора решаться на что-то определенное. Как считаешь? — подошел вплотную, заглянул в глаза с любопытством и надеждой.

— А не торопишься?

— Я опоздать боюсь! А то уведет тебя из-под носа какой-нибудь первачок. Что делать буду? У тебя их полная обойма! Нынешних и бывших. Отобьют и фамилию не спросят. А мои ребята потом до самой пенсии меня высмеивать будут. Весь авторитет потеряю, — смеялся громко.

До самого утра проговорили они. Игорь впервые остался на ночь. И рассказал Марии о себе все начистоту.

— Знаешь, в детстве хулиганистым рос, драчливым, задиристым. Учился плохо. Родителям не до меня было. Оба занятые люди. Отец был геологом, мать — журналисткой. И только дед — отставной генерал. Он и не выдержал. Увидел, как я подрался во дворе. И отвез меня в военное училище. Там его все знали. А дед подвел меня к какому-то мордастому старшине и говорит: «Вань! Слепи из моего оболтуса человека! Упустил я его! Подправь по полной программе без поблажек. Нигде спуску не давай. На время занятий забывай, чей он внук. За него с тебя спрошу!» С того дня моя жизнь круто изменилась. Из райских условий я мигом попал в казарму. Где в шесть утра — подъем, в семь — завтрак, а в половине восьмого — ученья на полигоне, настоящая муштра. И это без увольнительных и отдыха. Я первые полгода прописался на гауптвахте. За малейшую провинность, неосторожное слово, за никчемность. Ведь дома я никогда за собой постель не заправлял. Не умел. В училище и туалеты чистить, и готовить научили, одеваться за минуту, а уж об ученьях и не говорю. Старшина старался на совесть. Чуть начну отлынивать — тут же в ухо либо в зубы. И матом так орет, свет не мил. Лишь через полтора

года отпустили домой в увольнительную на пару дней. Я, как дурной, бежал по улицам. Мне все казалось, что старшина догонит и вернет. Я научился бояться людей. Этот страх заставил меня переломить в себе многое. Он загонял на турник. И, веришь, я стал виртуозом. Научился владеть своим телом. А пришел беспомощным. Не умел подтянуться на турнике. Зато потом до полусотни — отжимался шутя. До сих пор смешно вспомнить, как прыгал через «козла». Весь лоб об него разбил. Сам, как козел, с шишками на голове ходил. Все колени разбивал об него вдребезги. Не знал, как чистить картошку, мыть пол. Всему научился. Меня чаще других заставляли дневалить в казарме. Пару раз устроили «темную». С тех пор порядок наводил идеальный. Даже старшине придраться было не к чему. Но страх перед ним застрял во мне. Знаешь, о чем я тогда мечтал? Вырасти, получить образование и, придя в училище, набить морду старшине. Так, как он мне в то время. Я из последних сил старался. А когда пришел домой в первое увольненье, родители меня не узнали. Самостоятельным стал. Подрос, да и поведение изменилось. В разговоре не перебивал никого, научился слушать. Мои бывшие друзья стали неинтересными, скучными, ограниченными. И я через десяток минут расстался с ними. Конечно, дед наблюдал за мной. Я это понимал. Когда вечером сел посмотреть телевизор, услышал, как он говорил по телефону со старшиной. Благодарил, как родного. И все просил его не отпускать кнут и вожжи. Так-то и вылепили из меня военного. Сначала лейтенантом — после училища, потом пошел выше. В Афганистан поехал в звании подполковника.

— Игорь! А разве ты не мог отказаться от Афгана? — спросила Мария.

— Машенька, я военный! Подчиняюсь приказу. Там не спорят. Не согласен иль не нравится, пиши рапорт и уходи. Никто не держит силой.

— Неужели жена за тебя не боялась? Ну и что, если уйти пришлось бы? Зато не получил бы ранений! — не соглашалась Мария.

— Послушай, я и не хотел уходить из армии. Другого выбора не имел. Вон мои друзья детства! Никто не служил. Все сугубо гражданские. А из семерых — в живых четверо! Одного — рэкетиры, прикончили. Второй связался с крутыми, его менты подстрелили, третьего в машине застрелили. Во всех трех случаях убийц не нашли. Да и те четверо с охраной в туалет ходят даже у себя дома. Не хотел бы такой жизни себе. А связывай с ними прежняя дружба, и со мною могло случиться всякое.

— Ну, а на войне разве меньше риска? Там каждый человек — мишень! Ты говоришь, они — под охраной живут? Зато не имеют ранений.

— Мария! На войне — кто кого. И чаще всего пуля достает трусоватых, тех, кто прячется. Я сам искал смерть. Мудрено, что она меня обошла.

Мария вздрогнула, ничего не сказала. Ей стало холодно. И спросила робко;

— А разве мнение жены для тебя ничего не значило?.

— Ты о чем? Об Афгане? Но ведь, она и не отговаривала. Да и я ее не понял бы. Жена военного должна быть готовой ко всему.

— И теперь? — широко округлились глаза.

— Я и сегодня… Пусть не то, что прежде, но покуда не на пенсии… Теперь молодых офицеров учу и солдат. А завтра могут востребовать самого.

— Куда? — дрогнул голос Марии.

— Нам не докладывают. Нам приказывают. Потому я и заговорил с тобою заранее. Чтоб все взвесила. Может, так и дослужу до пенсии — тихо и спокойно, здесь! А может? Хотя кто сумеет предугадать завтрашний день? Вот смотри, сколько мы говорили? Долго! А возле дома и вокруг него — двое мальчишек бегают. В окна заглядывают, подслушивают, прячутся. Что им нужно, что задумали? Наверное, твои ученики? Пойду поговорю с мужиками, — вышел из дома, не дождавшись ответа хозяйки.

Мария, выглянув в окно, увидела, как Игорь выволок за шиворот из-под крыльца Славика Рогачева. Отряхнув с мальчишки снег, усадил рядом с собой на ступеньку, заговорил с ним тихо. Мария ждала долго. Игорь, вернувшись, улыбнулся:

— Убедил соперника! Хотел со злости стекло в окне высадить. Теперь передумал. Страдал парень. Любит он тебя. Сам сказал. Говорил, что добрей тебя во всем свете нет. Видишь, как мне повезло? А ведь устами младенца глаголит истина! Выходит, не зря выжил! Так что ты решила? — подошел к Марии.