Седина в бороду
Шрифт:
– Неужели обо мне нужно заботиться?
– Конечно.
– Меня это беспокоит, Джон!
– Но я рад этим заботам, Ева-Энн, и мне будет грустно расстаться со ними.
– Расстаться? – печальным эхом отозвалась девушка. – Ты имеешь в виду, когда мы попадем в Лондон?
– Да. Но ведь мы еще не в Лондоне.
– Когда ты хотел бы попасть туда, Джон?
– Я не хочу! – Он оглядел залитые солнцем окрестности. – Я предпочитаю Аркадию, где полет жаворонка радует душу, а каждая трапеза – истинный праздником. Да, безусловно, я предпочитаю Аркадию.
– Я тоже, Джон.
При этих словах
И в этот момент на сцене появился новый персонаж – кусты зашумели, и на поляне возник лохматый пес сомнительной наружности. Собака зарычала, обнажив клыки. Сэр Мармадьюк протянул руку за валявшимся неподалеку почесывателем, но Ева приподнялась на коленях и ласково позвала собаку. Та перестала рычать, насторожила ухо и внимательно посмотрела на девушку. Наконец, изучив ее с ног до головы, собака подошла к Еве и позволила ей погладить себя, продемонстрировав недюжинную сообразительность.
Листва зашумела снова, и показался человек – крепкого сложения, с квадратным подбородком и бычьей шеей, лицо его обезображивали многочисленные шрамы. Наметанный глаз нашего джентльмена мгновенно оценил пришельца. При виде незнакомцев человек остановился, затем, опираясь на дуло собственного ружья, подошел ближе, внимательно рассматривая джентльмена и девушку.
– Надеюсь, вам здесь удобно? – осведомился он.
– Благодарю вас, очень! – кивнул сэр Мармадьюк.
– Жаль.
– Отчего же?
– Оттого что это частная собственность, приятель. Предположим, я сейчас прикажу вам собираться.
– Да, – спокойно ответствовал сэр Мармадьюк, внимательно вглядываясь в лицо незнакомца.
– Что да?
– Предположим.
– Что предположим?
– Что вы прикажете мне «собираться».
– Ну, я это и имел в виду, приятель.
– И я тоже.
– О, Господи, ну и что дальше?
– Как что? Предположим, я соберусь.
– Эй, ваша молодая жена пичкает моего Твистера свежим хлебом! Поосторожнее с собакой, мэм, пес еще совсем молодой, может и укусить.
– Нет, – Ева улыбнулась, – твоя собака не сделает мне ничего плохого. Я люблю животных, и они отвечают мне тем же.
– И не удивительно, мэм, – Лесник вежливо приподнял свою шляпу.
– А теперь предположим, – сказал сэр Мармадьюк, продолжая внимательно изучать обезображенное лицо, – предположим, что мы пригласим хозяина Твистера выпить с нами чашечку превосходного кофе.
– Ну, тогда, приятель, я полагаю, скажу «спасибо».
– В таком случае вас от всей души приглашают. Присаживайтесь, Боб Боец.
– Что? – человек вздрогнул. И тут с ним произошла удивительная метаморфоза. Мрачные глаза просветлели, лицо разгладилось, а сжатые губы вдруг раздвинулись в приветливой улыбке.
Он растроганно посмотрел на сэра Мармадьюка.
– Храни тебя Господь, друг мой, – голос его слегка дрогнул, – ты согрел мое сердце, вот что ты сделал. Никто не называл меня так уже десять или пятнадцать лет. Разрешите мне пожать вашу руку!
Сэр Мармадьюк вскочил и крепко пожал протянутую руку. Ева переводила удивленный взгляд с одного на другого.
– Поразительно, что вы узнали
– Ева-Энн, – сэр Мармадьюк повернулся к девушке, – позволь представить тебе Боба Бойца, одного из самых храбрых и сильных людей, которые когда-либо выходили на ринг.
– В самом деле? – спросила она с улыбкой. – Но что такое ринг?
– Мэм, – объяснил старый боец, – ваш муж имеет в виду борьбу, мэм. Ринг – это борьба.
– А, так вы солдат?
– Храни вас Господь, мэм, нет! Я был кулачным бойцом, дрался за деньги.
– О! – вскрикнула Ева.
– Я провел сорок шесть боев и только четыре раза проиграл: Джиму Бэлчеру, Бобу Грегсону, Джеку Барти и Нэту Беллу.
С этими словами Боб отложил ружье, опустился на траву и, прислонившись широкой спиной к дереву, дружелюбно взглянул сначала на девушку, затем на сэра Мармадьюка, после чего хлопнул себя по колену.
– Храни Господь всех нас! – воскликнул он. – Меня нечасто так встречают. В наши дни люди редко вспоминают о Бобе Бойце. А если это и случается, то обычно я стараюсь их не слушать. Дело в том, что я женат! Моя Марта все еще женщина в полном соку, несмотря на шестерых детей и тяжкие труды, но у нее есть один небольшой недостаток – она методистка, что большая редкость в этих краях. Так вот, Марта не переносит даже простого упоминания о ринге. Бедняжка так чтит Господа, что даже сейчас не помягчела по отношению к рингу, а что уж говорить о том дне, когда она впервые увидела меня. Я выиграл тогда бой у Сноба и кровь так и хлестала у меня из ран.
– Из-за Марты вы и оставили ринг?
– Да, все из-за нее. Видите ли, Марта была удивительно красивой девушкой, хотя и методисткой, а я влюбился по уши, впрочем, и сейчас влюблен. А когда парень влюбляется, всякая охота перечить тут же вылетает у него из головы. Поэтому, чтобы сделать приятное Марте, – (тут он глубоко вздохнул), – я оставил ринг и, – (еще один тяжкий вздох), – женился. А после женитьбы стал таким тихим и кротким, вы и не поверите. И все же удивительно, что вы узнали меня. Вы видели мои выступления?
– Неоднократно, Боб.
– Когда же?
– Я стоял у самого ринга, когда вы победили Скроггинса.
– Так давно! Вы, должно быть, были тогда совсем молоды, приятель.
– Да, Боб. К тому же я на самом деле несколько старше, чем выгляжу, – сэр Мармадьюк искоса взглянул на Еву-Энн. – И еще мне довелось присутствовать при вашей победе над Донелли, чемпионом Ирландии.
– Неужели? Храни вас Господь, и немало же денежек перетекло из одних рук в другие в тот денек! Тогда я дрался за сэра Мармадьюка Вэйн-Темперли, о, это был добрый и могущественный хозяин – настоящий спортсмен и первоклассный боец. Он сокрушил и почти убил Бака Моубрея в Павильоне Принца в Брайтелмстоне. Я стоял рядом с его высочеством и видел все! «Ей-богу, – сказал мне тогда его высочество, – Мармадьюк убьет Бака, разними же их, Боб, разними!» Что я и сделал, а его высочество вручил мне десять фунтов. На черепушке у меня раздулась шишка размером с доброе яблоко, а Бак Моубрей так и захлебывался в крови, бровь у него была рассечена, нос разбит. Им, конечно же, следовало бы драться на пистолетах.