Седьмая чаша
Шрифт:
Но было поздно. В центре толпы, которая продолжала расти у фонтана, в одной только ночной рубашке, на раскисшем снегу возле безжизненного тела мужа стояла на коленях Дороти. Звук, который вырвался из ее груди, нельзя было назвать криком. Это был вой. Вой отчаяния и абсолютного одиночества.
Кто-то отбросил полу моего плаща, прикрывавшего Роджера. Она увидела его мертвое лицо, ужасную рану и снова завыла.
Подбежав, я присел рядом и обнял Дороти за плечи. Кожа женщины под тонкой тканью была ледяной. Дороти подняла ко мне лицо. Она была буквально раздавлена, челюсть безвольно отвисла, каштановые волосы спутались.
– Мэтью? – едва выдавила она из себя.
– Да, это я, Дороти. Тебе не следовало выходить… Ты не должна была этого видеть…
Я с ненавистью посмотрел на толпу зевак. Люди шаркали ногами и смущенно отводили глаза.
– Я не сумел остановить ее, – угрюмо пробормотал казначей Роуленд.
– Могли хотя бы попытаться!
– Не сметь разговаривать со мной в таком тоне…
– Да замолчите вы! – рявкнул я, с трудом сдерживая гнев, клокотавший у меня в груди.
У казначея открылся рот.
Я поднял Дороти. Едва оказавшись на ногах, она принялась судорожно дрожать.
– Пойдем в дом, Дороти, пойдем…
– Нет! – Женщина стала сопротивляться, пытаясь вырваться из моих рук. – Я не могу оставить Роджера лежать здесь!
Она уже почти кричала.
– Так надо, – убеждал ее я. – Его должен осмотреть коронер.
– Кто… убил его?
Дороти смотрела на меня так, будто пыталась найти на моем лице ответ на вопрос, что за ужас творится вокруг и почему все это происходит именно с ней?
– Мы выясним это. Давай пойдем внутрь. Казначей Роуленд позаботится о том, чтобы не было допущено ничего непочтительного. Я прав, сэр?
– Да, конечно.
Старик и впрямь оробел.
Дороти позволила мне увести себя в дом, где в дверях стоял клерк Роджера, Бартлет. Это был мужчина средних лет, добросовестный работник, приехавший вместе с Роджером из Бристоля.
– Сэр, – шепотом обратился он ко мне, – что… произошло? Говорят, мастер убит?
– Боюсь, что именно так. Послушайте, я зайду к вам позже и посмотрю, что можно сделать с оставшейся после него работой.
– Да, сэр.
Дороти смотрела на Бартлета так, словно видела его впервые. И снова я взял ее под руки и заботливо повел по широким ступеням, ведущим в их комнаты. Старый Элиас, наполовину одетый, застыл в дверном проеме, неприглаженные волосы топорщились с одной стороны почти лысого черепа. Рядом с ним стояла молодая служанка в белом фартуке и чепце такого же цвета.
– О, миледи! – проговорила служанка с заметным ирландским акцентом и повернула заплаканное лицо ко мне. – Она только встала, сэр, и, проходя мимо окна, увидела все это. Тогда она закричала и побежала вниз, и…
– Не надо волноваться.
Я изучающе посмотрел на полненькую темноволосую девушку. Судя по всему, она была весьма чувствительным существом и сейчас искренне переживала за свою хозяйку. Отныне в повседневной жизни Дороти придется полагаться только на нее.
– Как твое имя? – спросил я.
– Маргарет, сэр.
– В доме есть какое-нибудь крепкое вино, Маргарет?
– У меня есть немного водки, сэр. Сейчас я ее принесу. Скажите, сэр, а там, у фонтана… Это действительно… наш хозяин?
– К сожалению, да. Отправляйся-ка за водкой и принеси своей хозяйке одежду потеплее. Она не должна простудиться.
Я отвел Дороти в гостиную и усадил в кресло перед камином. Она дрожала, – видимо, испуг уступал место психологическому шоку. Окинув комнату взглядом, я вспомнил тот приятный вечер, который провел здесь всего неделю назад.
Пришла Маргарет. Она укутала плечи Дороти в теплую шаль и дала ей стакан с водкой, но пальцы женщины так сильно тряслись, что я забрал у нее стакан.
– Останься здесь, – велел я Маргарет. – На тот случай, если ей что-нибудь понадобится.
– Бедный мастер…
Маргарет поставила стул рядом с креслом хозяйки и тяжело опустилась на него. Было видно, что она потрясена до глубины души.
– Успокойся, – мягко проговорил я, обращаясь к Дороти. – На, выпей, тебе станет полегче.
Она не сопротивлялась. Я приложил край стакана к ее губам и помогал ей пить, как маленькому ребенку. Ее полные щеки стали белее полотна и обвисли, словно брылы у собаки. Во время недавнего ужина я сделал ей комплимент, сказав, что она выглядит намного моложе своего возраста. Теперь она в одночасье осунулась и постарела. Я с грустью думал: вернется ли к ней когда-нибудь ее теплая, игривая улыбка?
Водка придала ее лицу розовый цвет, и было видно, что Дороти постепенно приходит в себя, хотя и до сих пор дрожит.
– Мэтью, – тихо заговорила она, – мне сказали, что это ты нашел Роджера.
– Его нашли какие-то студенты, а я наткнулся на них и помог им вытащить тело из фонтана.
– Я вышла в гостиную и услышала какой-то шум снаружи.
Дороти наморщила лоб, будто вспоминала что-то давно минувшее.
– Вода в фонтане была красной, а рядом стояли люди, и я подумала: «Господи, да что же там происходит?» Потом я увидела лежащее на земле тело и сразу поняла, что это Роджер. Я узнала его башмаки. Его старые кожаные башмаки.
Она всхлипнула, и я подумал, что сейчас она снова разрыдается, но вместо этого женщина подняла на меня полные слез и гнева глаза.
– Кто это сделал? – спросила она. – Кто совершил это ужасное преступление? И почему?
– Не знаю. Скажи, Дороти, где был Роджер вчера вечером?
– Он встречался с клиентом, которого собирался защищать безвозмездно.
– С тем же самым, с которым он встречался в четверг? Когда мы расстались после поездки к доктору Малтону, он сказал, что поедет повидаться со своим клиентом. Он также сообщил, что у него есть письмо, связанное с этим делом.