Седьмая Луна
Шрифт:
Прихожане смолчали. Было непринято шептаться. Да и сами не без греха. Среди них таились личности гораздо хуже.
Прозвучали все три вопроса к Свету и Тьме. Статуи долго оставались в безмолвии.
Альдред подозревал, судьба погибшего заинтересовала Противоположности. Архиепископ не спешил с вердиктом.
Глаза Темнейшего загорелись красным огнём. Это могло означать одно: до райских кущ покойный не дорос. Однако и его будущее нельзя назвать совсем уж мрачным.
Тьма брала его к себе в Чистилище. Так, спустя сколько-то лет нерадивая душа возвратится
В зависимости от того, как она проведёт новую жизнь, и будет вынесено окончательное решение. Не будь Витторио Каттанело инквизитором, его бы уже ждало забвение.
– Да будет его доля легка, да не оступится он на пути сквозь Тьму, да переосмыслит он содеянное зло, да оправдает он Власть Людей в новой жизни, – заключил Габен, согласно правилам. – Ждём тебя на этой стороне.
Кто-то позади вздохнул с грустью. Надеялся на лучшую участь мертвеца.
Оставалось непонятным, за что отправили миротворца в Чистилище. Либо в миру вёл себя непростительно, либо уже на службе так подвёл товарищей.
Людским умом Свет и Тьму не понять.
Очень часто Они игнорировали: простых смертных щадили не так. И если не горели глаза вообще, значит, человеческую душу отправляли в Серость.
Что с ними происходило дальше, никто не мог сказать. Возможно, шли на корм демонам. А может, просто блуждали в тумане Вечность.
Альдред не знал, но допускал, что преданные Забвению рано или поздно сами становились демонами.
На такие мысли его наталкивала декламация по окончанию суда:
«Да будет нам уроком твоя судьба, да познаешь ты ужас в Забвении, да не найдёшь ты в тумане покоя, да не укрепишься ты в содеянных грехах, да не уподобишься мучителям, да не будет тебе дороги назад. Тебя не ждут обратно».
Жестоко. Но другого отношения к паршивым овцам ждать не приходилось. Они родились в Равновесном Мире, покусились на его совершенство и поплатились.
Не на этом свете, так на том.
Последний гроб унесли прочь. Габен призывал собравшихся проследовать на прилегающую территорию. Альдред присоединился к ним.
Столпотворение раздражало Флэя. Личные границы сузились до точки.
Пришлось терпеть.
Вскоре они собрались полукругом у места, заготовленного под костёр. Уже вырыли глубокие ямы под гробы, засыпали древесный уголь. Щедро полили маслом и дали пропитаться. Затем набросали хвороста, выставили колотые дрова.
И только потом положили гробы. Архиепископ встал у самого края ямы посередке. Заунывным голосом прочел молитву за упокой.
Не душ – тел. Ибо с ними вопрос также должен быть решён.
Староцерковный язык Альдред учил, но многие слова выпали из восприятия.
Тем не менее, он старательно вслушивался, находя некоторые противоречия в словах.
Да. Свет и Тьма любят людей, которым вверили власть над Равновесным Миром. Но Они же поступали с ними по своей справедливости.
Так, несмотря на своё право, люди оставались заложниками неоднозначности.
Парадоксами полна земля. И каждый случай
– Во блаженном успении вечный покой подажде усопшим раб Вашим… – Архиепископ перечислил имена покойных. – Воздайте им справедливость.
Хор трижды пропел в унисон, взывая:
– О Свет и Тьма!
Затем смолкли. Осталась одна девушка. Её сопрано нежно разносился по округе, уходя в рощицу неподалёку.
Альдред не понимал ни слова. Он вообще считал её песнь обыкновенным набором нот. И всё же, находил голос по-настоящему красивым.
Служители Церкви зажигали факелы и бросали в ямы с гробами. Угли вспыхивали, огонь пожирал хворост. В нос ударил запах костра. Инквизиторы опустили головы. Кто-то молился под нос, кто-то – в уме. Альдред просто смотрел.
Он ещё не оправился от бойни. Гадал, как ему это удалось.
Как они выжили, а эти парни – погибли.
Ему не давала покоя мысль, что это неправильно. Эдакая ошибка выжившего. И только наставница сумела бы вправить ему мозги.
«Из праха поднялись, во прах и опустимся», – поговаривают адепты Равновесия.
Могилы – языческий пережиток прошлого. Теперь люди сжигают всякий человеческий труп. Свято место пусто не бывает, а пустые оболочки – тем более.
Через мертвецов демоны проникают в мир живых. Говорят, именно так появились первые монстры, когда Лун было всего четыре. Тогда многие закрепились, расплодились. Может, и сейчас дела обстоят так. Никто не скажет точно.
Ведь Свет и Тьма – сущности не из разговорчивых.
Одно ясно наверняка: инцидент в Башне склоняет верить.
Кладбища, конечно, остались. В Городе их полно. Стоят со времён до Равновесия. Их не трогают, лишь бы лиха не будить, просто обходят стороной.
И правильно делают, считал Альдред. Он бы тоже не покусился на них.
Со временем огонь перекинулся на гробы. Жадный, всепоглощающий, он добрался до тел. Вонь поднялась над землёй.
И всё одно, инквизиторы должны были стоять. Они сложили ладони друг к другу крест на крест – и молили:
– Свет – да озарит меня. Тьма – да укроет меня.
Альдред присоединился к ним не сразу, наблюдая, как огонь ломает дощатые гробы, испепеляет волосы и поедает почерневших покойников.
Он прикрыл глаза и повторил:
– Свет – да озарит меня. Тьма – да укроет меня.
Когда от костров остался тлен, прихожане разошлись. Им не положено бродить по Городу зазря. Однако Янтарную Башню все они возвращались своим ходом.
Альдред задержался у собора. Сел на лавочку под буком и сгорбился, смотря под ноги. Вернуться назад хотелось бы со свежей головой.
В стенах Круга особо не поразмышляешь, тогда как среди деревьев практик чувствовал столь необходимое умиротворение.
Пока проходила панихида, солнце скрылось за горизонтом, и наступил поздний вечер. Ни звёзд, ни Лун над головой было не видать. Чёрные тучи обещали пролить дождь. В Городе постепенно зажигали огни.