Седьмое море
Шрифт:
– Папа!
– Ты что, не понимаешь?! Ты еще девочка, а он, развратная скотина, тащит тебя в постель, пользуясь твоей наивностью!
– Да это я его тащу! Я!
– В самом деле, Дима, – поежился Дан. – Ты бы сначала разобрался.
– Алиса, выйди!
– Никуда я не уйду!
Она сверкнула глазами. Скрестились два грозовых взгляда, в обоих молния. «Да, Сажина», – невольно с уважением подумал он. Девушка с рапирой. Пришлось сменить тактику.
– Значит, ты решила подцепить олигарха? – вкрадчиво сказал он. – Торгуешь своей молодостью и красотой.
– Это неправда! – Судя по ее тону, отец ударил в больное. – Я вовсе не изза этого!
– Да? А такая мысль напрашивается. Подружки посоветовали или сама догадалась?
Она вспыхнула и выбежала из кабинета. Они с Даном наконец остались вдвоем.
– Что, бить будешь? – скривился Голицын. – Ну, давай. Наставь мне синяков, так, чтобы дочка увидела, что ее отец зверь. Онато небось считает тебя интеллигентным человеком. Пора бы ей правду узнать. Вот ты и начни с того, что нос мне разбей. Или руку сломай.
Он еле сдержался. Ну и мразь!
– Дан, ты соображаешь, что делаешь?! Я тебя за Дашку грозился убить, а уж за дочь…
– Если хочешь ее потерять, давай. Действуй. Помоги мне. А то я опять спасую, как и тогда, двадцать лет назад. Не трахну телку, которая мне понравилась.
Телка?! Это он об Алисе?! Сажин всетаки вмазал, не сдержался. Так, что Дан отлетел к стене и сполз по ней на пол. Из разбитой губы текла кровь.
– Хочешь, верь, Сажин, хочешь, нет, но это она меня тащит в постель. А я не в силах больше сопротивляться, потому что девочка больно красивая. Вот ты бы на моем месте устоял?
Ему хотелось ударить ногой в это ненавистное лицо. А потом еще раз и еще…
Поскольку он молчал, Голицын сплюнул на пол кровь и выбитые зубы и с гадкой усмешкой сказал:
– В вашей супружеской спальне, на стене, часом не висит моя фотография? А то все это странно. Сначала мать, потом дочь.
– С месяц походишь к стоматологу, тебе будет не до любви. А там посмотрим. – И он захлопнул дверь с такой силой, что завибрировал косяк.
Он уже понял: Алиса девушка умная. Поэтому надо убрать кулаки и включить мозги. Первонаперво попробовать до нее достучаться. Должна же быть причина? Он так и спросил в кафе, куда Алиса пришла на мирные переговоры:
– Объясни: почему? Ты ведь знаешь о том, что у твоей матери был студенческий роман с Голицыным?
– Конечно! Кто ж об этом не знает?
– Ей тогда тоже было двадцать. Она влюбилась на стадионе, потому что Дан красиво бежал. Ну а ты? Когда это случилось? Как? Почему именно он?
– Первый раз девушки влюбляются в самогосамого. А самыйсамый – это ты, папа. Дан первый после тебя. Я понятно объяснила?
– Вполне. Я понимаю, что давить на тебя бесполезно, потому что ты – Сажина. В тебе есть сила. Да, ты справишься, независимо от того, есть у твоего избранника деньги или нет. Ято справился. Я тебя прошу об одном: дай мне год. Когда тебе исполнится двадцать один, ты вольна делать все что вздумается. Хочешь – выходи за него замуж, хочешь – живи так, гражданским браком. Но через год.
– Зачем тебе это? – с интересом спросила Алиса.
– На все нужно время. Дан не герой, он столько не выдержит.
– А ты уверен, что мне нужен герой? – рассмеялась дочь. – Я не мама.
– Хочешь создать для него идеальный мир? Закрыть собой? Алиса, ведь он же ничтожество! Неужели ты этого не видишь?
– Выходит, мама полюбила ничтожество? А ты полюбил ее. Както странно получается, папа. Тогда что с тобой не так?
– Все так, – пробормотал он. Разговор пустой. – Так ты даешь мне год?
– А ты даешь слово, что через год нас благословишь?
– Да.
– Клянешься? Здоровьем мамы?
– Клянусь.
– Хорошо. Но я буду жить одна.
– Алиса!
– Я же сказала, что не буду с ним спать! – повысила голос она. – Я тоже умею держать слово! Я перееду на съемную квартиру, буду работать в холдинге у Дана, посмотрю, как там все устроено. Мне реально это интересно.
– Идет.
«По крайней мере, у меня есть год…»
Он проводил дочь, поднялся к себе в кабинет и вызвал начальника службы безопасности. Спросил:
– Леня, ты знаешь, кто я?
– Обижаете, Дмитрий Александрович!
– Я никогда не обращался к тебе с подобной просьбой. Но хочу, чтобы ты меня понял.
– Попытаюсь.
– Я хочу, чтобы ты проследил за Даниилом Валерьевичем. Мне нужен компромат на него. Личного характера. Финансовые аферы Голицына меня не интересуют. Уверен, что у него есть любовницы. Я хочу знать, кто они, как выглядят, чем занимаются. Хочу знать, кого он трахает, понятно? – «До того, пока он не лег в постель с моей дочерью». Сажин невольно скрипнул зубами. Кто ж знал, что до такого дойдет? Неужели это наследственное – любовь к Дану Голицыну? С материнским молоком, что ли, Алиса ее заполу чила?
– Все предельно ясно, – подтвердил Леня. – Сделаем…
– Выходит, за Голицыным последнее время следили по приказу Дмитрия Сажина?! – присвистнул Алексей.
– Да, – кивнул Зебриевич.
– А сам Голицын об этом знал?
– Он не так уж и глуп. Догадывался, что Сажин сделает все, лишь бы его дочь разочаровалась в своей любви.
– Сажину удалось чтонибудь узнать? Заполучил он свой компромат?
– Вот этого я не знаю, – развел руками Зебриевич. – Годто еще не прошел. Но знаю, что Голицын принял контрмеры, потому что Дашка опять пыталась покончить с собой.
– Когда это было?!
– Осенью, в ноябре. Но Сажин опять ее вытащил.
– И повез в новогодний круиз?
– Да.
– Ну а причина? Вторая попытка суицида – это вам не шутки! Дарья Витальевна, похоже, всерьез решила расстаться с жизнью. Я понимаю, что Голицын боялся близких отношений с Дарьей Сажиной, но насолить бывшему другу очень хотелось. Решил отнять у Сажина самое дорогое. Любимую жену. И Даниилу Валерьевичу это почти удалось. Но как? Что он такое придумал?
– Понятия не имею. Мне далеко не все рассказывают, поверьте, и даже по пьяни.