Седьмое небо (Большая игра)
Шрифт:
Чтобы понять другого человека, нужно ненадолго влезть в его шкуру…
— Ничего, — буркнул он и нажал кнопку отключения громкой связи, но через несколько минут, только он вчитался в бумаги, селектор снова призывно хрюкнул, требуя его внимания. — Ну что еще?
— Егор Степанович, — проговорила секретарша виновато, — я забыла сказать… Из приемной Тимофея Ильича сообщили, что он улетает не в понедельник, а вечером в четверг, и вы соответственно тоже…
— Замечательно, — пробормотал Егор, — узнайте хоть, какая там погода в этой Женеве.
— Хорошо, Егор Степанович, — быстро ответила секретарша и отключилась.
Он снова накинулся на работу, которой за время его отсутствия накопилось какое-то совершенно неправдоподобное количество. Он даже представить себе не мог, что неделя — это так много. Или у него просто очень плохо организованные сотрудники, которые без него ничего не могут?
И дома все не слава богу.
Любимый братец объявил, что в институт он больше не пойдет, потому как понял, что это совершенно “не его”, а станет заниматься бизнесом. А уж позанимавшись немного, он поймет, чему должен учиться.
Идиот, сопляк…
Дед, конечно, моментально прикинулся больным и немощным, и лекарство от его немощи было только одно — Димкино возвращение в институт, куда тот возвращаться не собирался.
Вчера позвонила Лидина мамаша и полвечера продержала Лидию у телефона. Егор в конце концов вышел из себя, взял параллельную трубку, послушал мамашины выступления на том конце провода, а потом предложил ей пересмотреть свою жизненную позицию и перестать кривляться. Мамаша стала всхлипывать, Егор трубку положил, и после этого у них с Лидией вышла почти что ссора.
— Зачем ты вмешиваешься! — кричала она. — Я же не вмешиваюсь в дела твоей матери!
— Ты вполне можешь в них вмешиваться, — отвечал он, — но слушать твою мамашу и оставаться в здравом рассудке просто невозможно.
— Ну и не слушал бы! Она же не тебе звонила!
Кроме того, оживились все остальные родственники, впавшие было в столбняк во время его короткой опалы. Всем срочно понадобилась его помощь, а некоторым еще и разъяснения по поводу Лидии. Большинство выражало в ее адрес праведное негодование и осторожное любопытство. Негодования было больше. Всех очень волновал вопрос: что будет с ними, если Егор вдруг обзаведется собственной семьей.
Егор улыбнулся, рассматривая какие-то бумаги.
Все оказалось так просто. Даже проще, чем он думал.
Она осталась с ним, в его квартире, в его постели, и он даже выдал ей из личных запасов брелок, открывающий гаражные ворота. Этот брелок был как бы обещанием, что она никуда от него не денется. И каждый день, возвращаясь домой с работы, он будет заставать ее в кухне с чашкой чая, о которую она всегда задумчиво греет руки, или в собственном кабинете за компьютером среди разложенных бумаг, или на полу в гостиной, где они с Димкой по секрету от деда, который не выносит карт, играют в дурака, делая вид, что играют в шахматы.
У Егора все никак не получалось сказать ей что-то такое важное, главное, что навсегда определило бы их отношения, назвать словами тот самый новый молекулярный порядок, в котором он теперь жил.
Он терпеть не мог слова “отношения”… Он задумчиво перелистнул страницу. Столько работы, а он думает неизвестно о чем да к тому же в Швейцарию лететь придется на целых четыре дня раньше запланированного срока!
Ночь они провели просто замечательно, а утром Лидия, так и не простившая ему вмешательства в ее личные дела, была холодна и независима, уехала еще до того, как он допил кофе, и целый день не звонит, черт бы ее побрал. Словно отвечая на его мысли, затихший было селектор снова ожил, и Егор злобно посмотрел на него.
— Егор Степанович, — пропищала секретарша, — Лидия Шевелева, газета “Коммерсант”, на второй линии. Будете разговаривать?
Шубин снял очки и осторожно положил их на бумаги. И откинулся на спинку кресла. И пристроил ноги на шаткий компьютерный столик.
— Давайте, — приказал он, чувствуя, как на лице сама собой возникает блаженная идиотская улыбка. — Давайте мне Лидию Шевелеву из газеты “Коммерсант”.
Улыбаясь этой самой идиотской улыбкой, он услышал, как теплый коньячный голос произнес ему в ухо:
— Привет.
И тогда, продолжая улыбаться, он сказал то, что ему так давно хотелось ей сказать, но почему-то не получалось и получилось только сейчас:
— Я тебя люблю. Слышишь?