Седьмое небо
Шрифт:
Виктор взял в руки графин и налил Анюте водки, а себе заполнил в фужер вина.
– Выпьем за пургу в Таймыре, – сказал он, – хоть она холодная и обжигающая, но сводницей оказалась великолепной, познакомила меня с самой привлекательной и умной полярной барышней.
– Меня так никто ещё не называл, – с довольной улыбкой сказала она. – В экспедиции меня все называют Пушицей, – это такая многолетняя трава, которая произрастает в тундре по своей структуре чем – то напоминающий тополиный пух. И из-за того, что я кроме капюшона не признаю никаких головных уборов, меня и зовут Пушицей.
Эта
Она же, вроде испытывая нервы нового знакомого, взяла в руку прядь своих волос и, показывая их Виктору, объяснила: – Понимаете, когда они притягивают к себе иней или снег, то мои волосы становятся похожи на пушицу.
Она осторожно ударила своей рюмкой по его фужеру и, приподняв свои ниточки бровей, негромко произнесла:
– За пургу!
Отпив половину стопки водки, Анюта подвинула к себе заливное из говяжьего языка и принялась его разрезать ножом на мелкие кусочки.
– Как многогранна наша жизнь и как похожи, иногда бывают человеческие судьбы, – сказала она, пряча свой взгляд от Виктора. – Хотите, верьте, хотите, нет, но я тоже была на ваших курсах стойкости почти два месяца.
– Я понял, вы мне хотите подыграть, – с недоверием произнёс Виктор. – Женщина с таким красивым и умным лицом не может быть преступницей.
– А я ей и не была, – взметнула вверх она ниточку своих извилистых бровей. – Произошла чудовищная ошибка правоохранительных органов, которую они сами и исправили благодаря активной помощи мальчика по имени Влад. А насчёт лица я вам одно скажу – в следственном изоляторе не хуже меня сидели девушки. Милицию сейчас внешностью не возьмёшь, рубят в наше время всех поголовно и очаровашек и лягушек. Им лишь бы тело было, а статью они подыщут. Ваше лицо тоже можно смело относить к херувимам, если бы не решительный я бы даже сказала артиллерийский взгляд. И речь у вас грамотная ни одного жаргонного словечка от вас ещё не услышала. Это видимо, потому что вы окончательно порвали со своим прошлым и как я понимаю давно, если смогли сделать себе неплохую карьеру. Всё – таки руководитель монтажного управления, – это уже впечатляет.
Не знала она, что повлиять на его личную судьбу и судьбу монтажного управления ему помогло вышестоящее начальство. Компания по искусственному банкротству управления из Москвы гуляло по базе, как единоличные хозяева. Они совали свой нос повсюду, где нужно и где не нужно, планируя, где разместят, своё оборудование. Эта бесцеремонная наглость злила не только рабочих, но и в первую очередь начальника управления. Он сорвался на одном из таких не прошеных гостей. Как известно, что на крайние меры осмеливается сильная личность, которая знает своё дело. Одного из членов комиссии по банкротству за неправильную речь Виктор просто-напросто выкинул из своего кабинета, что привело к ускоренному краху его управления. Через день в помещение появились бойцы правоохранительных органов в бронежилетах и с автоматами наперевес. В то время шёл настоящий грабёж народного хозяйства страны, которое называли приватизацией. От неё простой народ ничего, в общем то, не получил. Кроме сомнительных бумажек называемые ваучерами по цене одного литра водки, а не по два автомобиля, как обещало правительство страны. Вскоре на базе монтажного управления было создано новое управления названое «Сталь Европы», где единоличным хозяином стал наглец из Москвы, которого Виктор выкинул из своего кабинета. Виктор с болью вспомнил про эти жизненно нерадостные моменты, но говорить Анюте об этом не стал. После небольшой паузы он почувствовал в воздухе её явственно горячее дыхание. И, опомнившись, что по его вине был прерван разговор, оживился и вернулся в тему:
– Наверное, вы правы, – завязал я со своим прошлым давно, хотя я и никогда не был опасным для общества. Был мальчишеский азарт и склонность к риску. А если есть риск по криминалу, значит вход в красно – каменную тюрьму неизбежен. Нашу тюрьму называли дачей Раевского или Краснота, – пояснил он, дотронувшись рукой до своих густых вразлёт бровей, и посмотрел в окно, где заставляя дребезжать стёкла, завывала пурга.
– Каждая тюрьма в любой стране имеет своё название, – произнесла Анюта, – и все эти названия дают тюрьмам сами арестанты за их значимость.
– А что же за чудовищная ошибка произошла с вами? – спросил Виктор.
Она опустила глаза в пол и недовольно сморщила нос, что сразу про себя отметил Виктор. – Но если вам неприятно воспоминать прошлое, то не говорите, я не обижусь, – попытался он исправить положение.
– Приятными эти воспоминания не назовёшь, но я вам охотно расскажу про мою незаконную каторгу, – сказала она. – Вы располагаете к откровенности, – доверчиво обвела Анюта его своим взглядом.
Она вытащила из кармана пачку сигарет и закурила:
– Это дело было в небольшом портовом городе на Енисее шесть лет назад. Я считалась в то время уже опытным геологом. Меня на гидрографическом судне вместе с молодым геологом отправили за неделю до глобальных работ приводить в порядок наш сезонный летний лагерь. Но вначале был лагерь нашей геологической партии в сто пятьдесят километров от этого места, где мы сейчас находимся, – начала она свою исповедь.
Глава 3
Он появился в экспедиции неожиданно с большой сумкой наперевес и с профессиональной видеокамерой. Звали его Артур по фамилии Курышев. Артур стал себя вести так, будь то всю жизнь проработал геологом. Он учил всех, и смело отдавал команды опытным геологам, которые относили в экспедициях более десятка штормовок и истоптали не одну пару сапог. Все знали, что этот парень появился неслучайно в экспедиции, а по звонку своего влиятельного и важного папаши из Красноярска. Персонально парень был прикреплён к Анюте Полати, которую все звали Пушицей. К молодому геологу никто не прислушивался, но вид делали, что одобряют его слова. Зачем геологам было спорить с человеком, который не имел никаких видов на тундру. Он всем говорил, что родной папаша отправил его временную ссылку до августа, чтобы вес нагулять и запечатлеть на камеру редкие северные ландшафты.
Это был высокий и худосочный парень с бледным, как его зубы лицом. Несмотря на дистрофическую фигуру, Артура его, без всякого сомнения, можно было назвать красавцем. Он был белокурый и его причёска, как у Сергея Есенина всегда была ухожена. Чуть вздёрнутый к верху нос никогда даже при его проявленном недовольстве ни одной ноздрёй не менял своего очертания. Но как он только начинал улыбаться, то его привлекательность преображалась в отвратительную рожу. Это была отрыжка хамства и высокомерия молодого сноба.