Седьмое небо
Шрифт:
Получив наследство, Платон построил в Сабуртало большой дом, купил машину.
Сам Миндадзе никогда не садился за руль. «Волга» находилась в распоряжении жены Тинатин и дочери.
В доме Миндадзе почти ежедневно принимали гостей. К ним любили приходить. Людей они встречали радушно, вкусно угощали, и всегда у них было непринужденно и весело.
Правда, эти самые гости нередко поговаривали о том, что на одно наследство так не проживешь и вообще интересно, мол, откуда у Миндадзе такие средства.
Слухи доходили и до Тинатин.
— Чему
Платон Миндадзе действительно работал много. Он был человек замкнутый. Возвращался обычно поздно вечером уставшим. В дела жены и дочери не вмешивался. К гостям выходил редко. Людей, которые бывали в его доме, он не знал, во всяком случае, не знал многих. Кто они, чем занимаются, что собой представляют? Это не интересовало его. Обычно он закрывался у себя в кабинете и укладывался в постель. Когда муж появлялся, Тинатин произносила:
— Платон пришел.
Шум постепенно стихал. А если Миндадзе приходил не только усталым, но и злым, то немедленно выключали и магнитофон. Современные танцы были Платону не по вкусу.
Год тому назад Маринэ закончила институт иностранных языков. Теперь она преподавала в школе. Имела всего несколько уроков в неделю — не утруждала себя, ссылаясь на то, что якобы готовится в аспирантуру.
Маринэ была хороша собой и легкомысленна. Жизнь ее баловала. Дома ни в чем ей не отказывали, подружки льстили, молодые люди не скупились на комплименты. Это в глаза. А за глаза те же подружки ругали ее. Здесь было все — и зависть и неприязнь…
В доме Миндадзе частыми гостями бывали певцы, актеры, спортсмены, а то и просто бездельники и кутилы.
Платону не нравились приятели дочери, но он молчал. С уважением относился только к Левану Хидашели.
— Вот из него будет человек!
Тинатин редко разделяла мнение мужа, но здесь она была целиком и полностью с ним согласна. Леван и ей нравился. Она даже про себя называла его женихом Маринэ. Ее смущало только то, что Леван работал на заводе. Она никак не могла понять, почему он отказался от аспирантуры. «Но и муж ведь не научный работник, а его все уважают», — утешала она себя.
Одним словом, она верила в будущее Левана. Ей очень хотелось иметь зятя — научного работника.
Тинатин и сама была все еще недурна, хотя лицо ее уже тронули годы. Всю свою молодость она прожила скромно, и только теперь, когда седина покрыла голову, появились деньги. В Москве она сделала пластическую операцию, каждый день ходила к косметичке, носила модную прическу, одевалась дорого, но слишком крикливо для своего возраста. Шила себе такие платья, о которых мечтала в юности, даже дома всегда бывала разодета.
Руки ее украшали бриллианты. Браслеты и ожерелья она никогда не снимала. Тинатин так увлекалась этой игрой в молодость, что обижалась, когда приятельницы Маринэ называли ее тетя Тинатин или Тинатиной Георгиевной. Все знали это и звали ее просто Тиночкой.
Тинатин держалась с друзьями дочери как с ровесниками. Вместе с подружками Маринэ она ходила на концерты, в театр, в кино и даже на стадион.
Тогда в Тбилиси был особенно в моде баскетбол. В университетской мужской команде играл некий Джемал Тевзадзе. Это был парень с внешностью Тарзана, и девушки, очарованные им, не пропускали ни одного соревнования. Они-то и сделали баскетбол самым модным в Тбилиси видом спорта. Тинатин Миндадзе тоже числилась в поклонницах и ценительницах мастерства Джемала.
— Боже мой, какой он флегма! — вдруг произносила Тинатин, когда Джемал с неподражаемым спокойствием забрасывал мяч в сетку. Вообще, у Тинатин был особо обостренный слух, она старалась уловить новые модные словечки, которые были приняты в среде молодежи.
— Не подфартило сегодня бедняге, — говорила она, когда Джемал мазал.
— Фильм так себе, вот американцы умеют выдать, — высказывалась она о новом фильме и произносила это столь уверенным тоном, как будто с детства лишь и говорила такими фразами.
Кстати, Левана Хидашели Тинатин любила еще и за то, что во время споров, часто разгоравшихся в компании, он неизменно принимал ее сторону.
А Леван отнюдь не был заодно с Тинатин, просто чутье всегда верно подсказывало ему, как вести себя с женщинами.
Маринэ он тоже, конечно, нравился. Да иначе и быть не могло, ведь все ее подружки с ума по нему сходили.
Леван часто бывал в доме Миндадзе; он относился к Маринэ дружески, ничем, однако, не выказывая ей своего особого расположения. Другая девушка, наверное, заметила бы эту подчеркнутую сдержанность, но не Маринэ.
Она так была уверена в себе, так привыкла к немедленному исполнению всех своих желаний, что ей и в голову не приходило, что, может быть, он вовсе и не любит ее. Маринэ льстило, что все знали Левана и относились к нему с уважением. Леван привел в ее дом много интересных и, самое главное, известных людей. Раньше у Маринэ бывали лишь студенты, ее сверстники. А Маринэ рвалась в «свет», и, понятно, знакомство с Леваном было для нее просто бесценным.
Над Маринэ и ее подружками Леван откровенно посмеивался. Обычно называл их куклами. Их игра в «высшее общество» очень его забавляла.
Сам он вырос в семье обеспеченной, но скромной. К достатку привык, и о деньгах ему никогда не приходилось думать.
Даже если бы Маринэ нравилась ему, он бы никогда на ней не женился. В Тбилиси нашлись бы люди, способные подумать, что он женился из-за денег. Его независимый характер и мужская гордость не могли смириться с этим.
Будущая жена представлялась Левану совсем другой. И хотя он не мог бы точно определить, какой именно, но твердо знал — совсем не такой, как Маринэ Миндадзе.