Седьмое правило волшебника, или Столпы Творения
Шрифт:
Дженнсен.
— Себастьян…
— Я люблю тебя, Дженнсен. Я люблю тебя.
Дженнсен.
Она хотела, чтобы образ Тома исчез.
— Себастьян, я не знаю…
— Я никогда не думал о таком. В мои намерения не входили такие чувства, но я люблю тебя, Джен. Я не ожидал этого… О Создатель, я ничего не могу с собой поделать. Я люблю тебя.
Он начал целовать ее шею, и она закрыла глаза. Как было здорово слышать его шепот, слова признания, смешанные с сожалением и гневом на себя самого и наполненные
— Я люблю тебя, — снова прошептал Себастьян.
Дженнсен.
Дженнсен вздрогнула от удовольствия — от наслаждения ощущать себя женщиной, от сознания, что мужчину волнует само ее существование. Никогда раньше она не чувствовала, что привлекательна. Сейчас же она ощущала себя не просто красивой, а соблазнительно красивой.
Сдавайся…
Она поцеловала шею Себастьяна, и он сжал ее еще крепче. Она поцеловала его ухо и провела языком вокруг, как только что проделал с нею он. И его тело просто воспламенилось.
Рука его нырнула под платье, пальцы скользнули по колену к обнаженному бедру…
«Выбор за тобой, — сказала себе Дженнсен. — За тобой».
Она судорожно вдохнула, широко открыв глаза и уставившись на темные балки под потолком. Рот Себастьяна накрыл ее губы прежде, чем она смогла произнести хоть слово, чтобы остановить его. Она уперлась кулаком в его плечо, в тщетной попытке дать себе возможность сказать это короткое важное слово, в тщетной попытке оттолкнуть его.
Но этот человек спас ей жизнь!.. Если бы не он, ее бы убили вместе с матерью той дождливой ночью. Она была обязана ему жизнью. И позволить ему прикасаться сейчас к ней было пустяком по сравнению с тем, что он для нее сделал. Что в этом плохого? Это было мелочью по сравнению с тем, что он открыл ей свое сердце.
А кроме того, он нравился ей. Такого мужчину пожелала бы любая женщина. Он был красив, умен и значителен. Больше того, он любит ее. Что еще можно было пожелать?
И она заставила себя выбросить из головы образ Тома, сфокусировав все свое внимание на Себастьяне и его прикосновениях. Они делали ее слабой, это было почти болезненное ощущение.
Его пальцы были такими нежными, что из ее глаз покатились слезы. Она забыла слово, которое хотела сказать, удивляясь, зачем она вообще хотела его произнести.
Ее пальцы обняли затылок Себастьяна, цепляясь за него, как за жизнь. Ее ладони обхватили его спину, и она вскрикнула от того, что он с нею делал. И больше не могла ничего — только беспомощно дышать, наслаждаясь восхитительной непристойностью происходящего.
— Себастьян! — вскрикнула она. — О-о, Себастьян…
— Я так тебя люблю, Джен. — Он раздвинул ее колени и скользнул между ног. — Ты так мне нужна, Дженнсен. Я не могу без тебя жить. Клянусь, не могу.
Предполагалось, что это ее выбор. Во всяком случае, так она сказала себе.
— Себастьян…
Сдавайся…
— Да, — выдохнула она. — О добрые духи, простите меня… Да.
Глава 35
Оба оперся плечом о стенку фургона,
И никто из этой толпы, бросающей вызов холоду, не знал, что среди них находится очень важный человек. Оба усмехнулся. Среди них находится Рал. Член правящей семьи…
С тех пор как Оба понял, что неуязвим, и во время долгого пути на север он стал новым человеком, умудренным немалым опытом. Вначале, после смерти мерзкой колдуньи и его сумасшедшей матери, он был захвачен полученной свободой и даже не помышлял о том, чтобы посетить Народный Дворец. Но чем больше он размышлял над произошедшими событиями, над их поразительностью, над тем новым, что узнавал, тем яснее ему становилось, что это путешествие жизненно необходимо. Все еще не хватало каких-то кусочков, и это вполне могло привести к неприятностям.
Та женщина, Дженнсен, сказала, что за ней охотятся кводы. Кводы охотятся только за важными людьми. Оба тревожился, что они могут начать преследовать его, так как он тоже был важным человеком. Как и Дженнсен, он был одной из дыр в мире. Латея не объяснила, что это значит, но дырость делала Дженнсен и Обу особенными. И как-то связывала их.
Возможно, что лорд Рал узнал от вероломной Латеи о существовании Обы и теперь боялся, что у него появится законный соперник, способный бросить ему, лорду Ралу, вызов. В конце концов, Оба тоже был сыном Даркена Рала. Нынешний лорд Рал владел магией, зато Оба был неуязвим.
В общем, неприятности назрели, и в этих условиях Оба решил, что лучше всего следовать собственным интересам и отправиться ко дворцу предков, где и выяснить все, что только возможно.
Правда, в начале странствия у него были некоторые сомнения. Тем не менее он наслаждался путешествием и узнал много нового. Он держал в голове целый список поразительностей: места, люди, знаки. Все что-то означало. В свободные минуты он просматривал этот мысленный список, сравнивая, что подходило друг другу, какие открытия он мог предвидеть. Он всегда считал, как важно тренировать ум. Он был сам по себе, сам принимал решения, сам выбирал дорогу, но ему надо и дальше расти и учиться.
Теперь Оба не должен больше кормить животных, ухаживать за садом, чинить заборы, сараи и дома. Он больше не должен таскать тяжести, бегать с лопатой и выполнять каждый каприз своей сумасшедшей матери. Он больше не должен терпеть отвратительные лекарства надоедливой колдуньи, снова ловить ее хитрые взгляды. Он больше не должен выслушивать тирады и насмешки матери или подвергаться унижениям.
Однажды у нее хватило наглости приказать ему убрать кучу замерзшего навоза — ему, сыну самого Даркена Рала. Оба не знал, как можно было мириться с этим. Наверное, он — человек необыкновенного терпения, которое было одним из выдающихся черт его натуры.