Седьмое правило волшебника, или Столпы Творения

Ощупывая карманы мертвеца, Дженнсен Даггет наткнулась на то, чего никак не ожидала найти здесь. Широко раскрыв глаза, она озадаченно смотрела на четкие печатные буквы, и холодный ветер шевелил ее волосы. Бумажный листок сложили дважды, превратив в маленький аккуратный квадратик. Дженнсен зажмурилась, словно надеялась, что, пока она не видит бумагу, слова исчезнут, подобно ночному призраку. Но они оставались на месте, разборчивые и реальные.

Хотя Дженнсен и знала, что мысль эта глупа, ей показалось, что мертвый солдат наблюдает за ее действиями. Не проявляя внешне

своих эмоций, она украдкой взглянула в его глаза. Они были тусклыми и неподвижными. Говорят, покойники выглядят, как спящие. Этот не был похож на спящего. Его бледные губы были плотно сжаты, лицо — как восковое. На могучей шее багровело пятно.

Конечно, он не наблюдал за ней. Он вообще ни за кем теперь не наблюдал. Но поскольку голова его была повернута в сторону Дженнсен, было похоже, что он на нее смотрит.

Вверху, на каменистом утесе за спиной, голые ветви стукались друг о друга. Словно бряцали кости… Казалось, и лист бумаги в дрожащих руках Дженнсен тоже громыхает на ветру. Сердце ее, и так учащенно бившееся, заколотилось еще сильней.

Дженнсен похвалила себя за смелость и попыталась успокоиться. Попросту она позволила своему воображению зайти слишком далеко… Но ведь раньше ей никогда не приходилось видеть мертвеца, человека, который столь неправдоподобно неподвижен. Человека, который не дышит. Это просто ужасно! Дженнсен судорожно cглотнула, пытаясь сдержать собственное бурное дыхание.

Ей не нравился этот мертвый взгляд, поэтому она встала, приподняла подол длинных юбок и обошла вокруг тела. Потом тщательно сложила листок бумаги по уже имеющимся сгибам и положила себе в карман. Ей еще придется побеспокоиться об этом. Дженнсен знала, как мать отреагирует на эти два слова на листе.

Намереваясь завершить поиски, она вновь присела около мертвеца на корточки. Теперь, когда его лицо было повернуто в другую сторону, казалось, будто он оглядывается назад, на тропу, с которой сорвался. И удивляется тому, что оказался на дне скалистой пропасти со сломанной шеей.

На плаще мертвеца не было карманов. Зато к его ремню были приторочены два подсумка. В одном находилось растительное масло, точильный камень и ремень для правки бритв. Другой подсумок был наполнен вяленым мясом. И ничего, что могло бы подсказать имя погибшего.

Знай он местность так же хорошо, как Дженнсен, он бы воспользовался длинным путем вдоль подножия утеса, а не тропой, проходящей по вершине, где пятна черного льда делали дорогу в это время года предательски опасной. Даже если бы он пожелал спуститься с тропы в пропасть, было бы умнее пройти по лесу, несмотря на густую чащобу и бурелом.

Но что случилось, то случилось!.. Вот бы найти вещь, которая могла бы подсказать его имя. Тогда, может быть, удастся отыскать его родственников или знакомых. А они бы захотели узнать, как он погиб…

Дженнсен изо всех сил старалась держаться за эту никчемную идею, потому что это придавало ей чувство безопасности. Но против своей воли опять стала размышлять, что же делал здесь погибший. Разумеется, тщательно сложенный лист бумаги говорил обо всем слишком очевидно. Однако не исключено, что есть и другая причина!

Если бы Дженнсен могла обнаружить эту причину!..

Надо проверить карманы. А для этого придется немного отодвинуть его руку.

— Милостивые духи, простите меня, — прошептала она

и взялась за мертвую плоть.

Негнущаяся рука мертвеца сдвинулась с большим трудом. Дженнсен с отвращением поморщилась. Он был холодным, как земля, на которой лежал, как редкие дождевые капли, падавшие со свинцового неба. В это время года перед таким резким западным ветром почти всегда шел снег. Сменяющие друг друга изморось и туман наверняка сделали заледенелую тропу еще более скользкой. Доказательством тому был мертвый человек.

Дженнсен понимала, что если останется здесь дольше, то наверняка попадет под приближающийся зимний дождь. Она хорошо знала, что люди в такую непогоду рискуют своей жизнью. По счастью, дом ее находился не слишком далеко. И если она задержится, обеспокоенная мать скорее всего придет за дочкой. Однако Дженнсен не хотелось, чтобы мать тоже промокла под дождем.

Она ждет рыбу, которую Дженнсен сняла с удочек, заброшенных в проруби на озере. Сегодня улов был большим. Сейчас рыба лежала с другой стороны от мертвеца…

Его не было здесь раньше, иначе бы Дженнсен наверняка обнаружила тело по дороге к озеру. Глубоко вздохнув, чтобы укрепить свою решимость, она заставила себя вновь взяться за поиски. Дженнсен представила, как в далеком краю неизвестная женщина ждет этого красивого великана, беспокоясь — в безопасности ли он, тепло ли ему, сухо ли…

Женщина не зря беспокоится.

Дженнсен не хотелось бы, чтобы кто-нибудь сказал матери, что ее дочь упала с утеса и разбилась… Нет, мать поймет, если дочь задержится немножко, чтобы выяснить, кто этот погибший. Дженнсен снова задумалась. Да, мать сможет понять, но вряд ли захочет, чтобы Дженнсен находилась рядом с одним из этих солдат. Правда, он мертв и не мог сейчас никому причинить зла — ни ей, ни матери…

Еще больше мать обеспокоится, когда Дженнсен покажет ей, что написано на листке бумаги.

Дженнсен знала, что именно надежда найти объяснение и подвигнула ее на поиски. Она отчаянно хотела, чтобы нашлось какое-нибудь объяснение. И насущная необходимость в этом удерживала ее рядом с мертвым телом, хотя больше всего ей хотелось сейчас убежать домой.

Если она не отыщет ничего, объясняющего присутствие солдата здесь, то лучше всего будет спрятать тело и надеяться, что никто никогда его не найдет. Даже пусть разразится дождь, ей следует спрятать его как можно быстрее. Тогда никто никогда не узнает судьбу солдата.

Она заставила себя засунуть руку в карман его брюк до самого дна. Бедро мертвеца было, как дерево. Пальцы Дженнсен торопливо захватили горсть мелких предметов. Судорожно вздохнув от страха, она вытащила сжатый кулак, низко склонилась в сгущающихся сумерках и раскрыла ладонь, чтобы посмотреть. Сверху был кремень, костяные пуговицы, маленький моток веревки и сложенный носовой платок. Дженнсен пальцем сдвинула веревку и кремень. Под ними оказалась горсть монет — серебряных и золотых. Дженнсен тихо присвистнула. Она никогда не думала, что солдаты могут быть настолько богаты, но у этого человека было пять золотых марок и много серебряных. По любым стандартам это был настоящий капитал. И серебряные пенни (не медь, а настоящее серебро!) казались незначительными рядом с золотыми монетами, хотя, видимо, и они одни составляли сумму большую, чем та, что Дженнсен потратила за все свои двадцать лет жизни.