Седьмое правило волшебника, или Столпы Творения
Шрифт:
Большинство окружающих императора людей, кроме Дженнсен и Себастьяна, отличало одно важное свойство: они знали в лицо Мать-Исповедницу. По тем кратким сведениям, которые девушке удалось собрать, выходило, что та руководила налетом на лагерь Ордена и присутствовала при многих сражениях, где большинство людей, включая и сестер, видели ее. Все, кому предстояло идти вместе с императором на Эйдиндрил, должны были знать Мать-Исповедницу в лицо. Джеганю совершенно не хотелось, чтобы она выскользнула из ловушки, смешавшись с толпой
Дженнсен дрожала не столько от порывов холодного ветра, сколько от жажды битвы, от страсти, пылавшей в глазах солдат. Чтобы остановить дрожь в руках, девушке пришлось крепко схватиться за луку седла.
Дженнсен.
В сотый раз за утро она удостоверилась в том, что нож находится в ножнах. Успокоившись, вернула его на место, с удовлетворением услышав металлический щелчок. Она находилась здесь, потому что была неотделима от ситуации.
Сдавайся.
Девушка думала об иронии случая: именно тот нож, который лорд Рал вложил в руки человеку, посланному убить ее, находился теперь тут, и именно им она собиралась привести в исполнение приговор.
И, наконец, она была не дичью, но охотником.
Когда Дженнсен чувствовала, что теряет мужество, она заставляла себя думать о маме, Алтее и Фридрихе, о сестре Алтеи Латее и даже о неизвестном Дженнсен сводном брате Дрефане, Рауг’Мосс. Сколько жизней было разрушено и исковеркано Домом Рала, сначала отцом Даркеном Ралом, а теперь братом Ричардом.
Откажись от своей воли, Дженнсен. Откажись от своей плоти.
— Оставь меня в покое, — огрызнулась Дженнсен, раздосадованная тем, что голос вновь и вновь твердит свое именно тогда, когда следует поразмыслить над столькими важными вещами.
Себастьян неодобрительно взглянул на нее:
— Что?
Раздосадованная непроизвольно вырвавшимися словами, Дженнсен кивнула в ответ. Себастьян вернулся к собственным мыслям, глядя на распростертый перед ними город, изучая впечатляющее переплетение зданий, улиц и аллей. Там недоставало лишь одного, и это приводило всех в состояние напряжения и беспокойства.
Краем глаза Дженнсен видела, как сестры перешептываются друг с другом. Все они, за исключением Мердинты, были одеты в темно-серые платья, и у всех волосы цвета соли с перцем были собраны в хвост. Когда они встретились глазами, на лице Мердинты заиграла самодовольная улыбка, в которой были знание и удовлетворение и которая, казалось, проникала прямо в душу Дженнсен. Дженнсен совершенно не понимала этого взгляда, но чуть склонила голову в знак признательности и улыбнулась лучшей своей улыбкой.
А потом вновь принялась рассматривать с высоты холма лежащий перед ними город. На него было трудно не смотреть — город стоял, окруженный серыми стенами гор, как пятно нерастаявшего снега на черепичной
Зловещий вид Хранилища Волшебника, расположенного высоко в горах позади дворца, казалось, гораздо больше подходил Матери-Исповеднице. Дженнсен отметила, что все старались не смотреть на это мрачное место, случайно брошенный туда взгляд сразу же возвращался к более спокойным картинам.
Хранилище было величайшим созданием рук человеческих, какие Дженнсен видела за свою жизнь, включая Народный Дворец. Рваные серые облака плыли по небу рядом с темно-серыми величественными стенами, казалось, парящими на поразительной высоте. Само Хранилище, скрытое за стенами, представало нагромождением высоких зубчатых стен, крепостных валов, стен с пробитыми в них бойницами, башен, шпилей, соединительных мостов и переходов. Дженнсен и представить не могла, что нечто, сложенное из камня, могло иметь вид столь живой угрозы.
Кругом царила тишина. Девушка посмотрела на Себастьяна, ища утешения в понимающих глазах. Его мужественный облик придавал Дженнсен уверенности даже тогда, когда он не смотрел в ее сторону. Какая бы женщина не сочла за честь стать возлюбленной такого человека? Какая бы не уступила ему?..
Себастьян чуть расстегнул плащ, проверил свое оружие и вновь с поразительным спокойствием принялся изучать город. Если бы и она, Дженнсен, могла быть такой! Неожиданно она перепугалась, представив, как он будет орудовать своим арсеналом в схватке за собственную жизнь.
— О чем ты думаешь? — склонившись к нему, прошептала она. — Что все это может значить?
Себастьян ответил ей быстрым кивком и резким взглядом. Он не собирался что-либо обсуждать. И она поняла, что ей тоже лучше помолчать. Разумеется, по безмолвию десятков тысяч мужчин позади и так было ясно, что нельзя нарушать тишину, но растущее в душе беспокойство, казалось, скручивало Дженнсен в узел. Ей всего лишь хотелось услышать слово, придающее чуть-чуть уверенности. Он же просто обрезал ее, снова заставив почувствовать себя никчемной.
Она знала, что Себастьян сосредоточен на очень важном, но его грубая отстраненность жгла, как пощечина, особенно после того, как прошлой ночью он хотел ее так отчаянно, так неистово, как никогда прежде. Дженнсен поняла, что совершила ошибку. Она не должна была отталкивать его, несмотря на ужас того, что они были не одни, что снаружи стояла стража, которая могла все услышать.
Конечно, сейчас было не время и не место, и он был не в состоянии успокоить ее — на рубеже битвы. Но боль не проходила.