Седьмой канал
Шрифт:
Глеб, если бы ему разрешили, мог бы целый день по автодрому носиться. И не надоело бы. Только, к сожалению, не часто приходится за рулем посидеть. Так, иногда, с третьего на пятое воскресенье. И то после всяких предварительных уговоров-переговоров с папой и мамой (вечно у них дела, дела!). Но больше двух раз покататься никогда не получается. Мама говорит, что это дорогое удовольствие. А папа считает, что это не удовольствие, если оно часто повторяется. И вообще, в этом вопросе много трудностей. Главное — на автодром всегда большая очередь. Пока достоишься — изведешься весь, на тех, кто уже катается, глядя. И что удивительно — совсем взрослые парни и
Хорошо в парке в будний день! Еще и днем. У кассы — никакой очереди. Подходи, бери билетов, сколько хочешь и куда хочешь!
— Сколько раз прокатишься? — спрашивает дядя Гарик, когда они к кассовому окошечку подошли.
— Два, если можно, — говорит Глеб. Оказал бы, конечно, и больше, но постеснялся. Во-первых, как мама говорит, это дорогое удовольствие. А во-вторых, перед дядей Гариком неудобно.
— Не мало два?
— Нет, — твердо отвечает Глеб. — Не мало.
А оказалось, даже много. Подходят к автодрому — и там никакой очереди. Из пяти машин только три заняты, остальные стоят — пассажиров ждут. Как только Глеб сел — сразу и поехали. Четыре машины на весь автодром — это почти что ничего. Едут себе по кругу да едут, как заводные игрушки. Глеб попытался было против движения вырулить, сразу голос из будки:
— Мальчик! Будешь баловаться — выведу!
Вот и весь интерес.
Откатал Глеб свои два раза, вышел. Дядя Гарик спрашивает:
— Еще хочешь?
— Нет, — говорит Глеб, — больше не хочу.
— А на чем хочешь?
А Глеб ни на чем не хочет. Неинтересно.
— Пойдемте лучше, дядя Гарик, я вам наш город покажу.
— Хорошо бы, — говорит дядя Гарик, — только мы ведь обещали Диме, что дождемся его здесь.
Тоже верно. Сели на лавочку, сидят. А времени впереди видимо-невидимо. У Димы ведь много уроков, не то что у Глеба.
За разговорами время скорее проходит.
— Вы где живете, дядя Гарик?
— Во Львове, на Украине.
— Так вы, наверно, мою бабушку знаете! Она тоже во Львове живет.
— Знаю, конечно. И папа твой раньше во Львове жил. И мама. Я их давно знаю. Они тогда еще ни папой, ни мамой не были.
— А кем же они были? — удивился Глеб.
— Как тебе сказать?.. Товарищами были.
Интересно. Глеб уже не такой маленький, чтобы не понимать, что его родители не всегда были папой и мамой. Они даже могли вообще никогда не встретиться. Жили бы, например, в разных городах. Выходит, и Глеба тогда бы не было? Нет, он, наверное, был бы, только с другими родителями. Даже представить невозможно. Другой папа… Вот дядя Гарик, например…
— Дядя Гарик, — спрашивает Глеб, — а вы могли бы быть моим папой?
Дядя Гарик в это время сигарету прикуривал. Неудачно, наверное, дым вдохнул, потому что так закашлялся — аж слезы на глазах выступили. И на Глеба посмотрел, как Глеб на Лога, когда тот на экране телевизора появился.
— Ну, ты даешь, Глеб! — Вынул из кармана платок, вытер глаза. А потом зачем-то на небо посмотрел и негромко так, будто не Глебу, а самому себе, сказал: — Не мог бы я быть твоим папой. — Как-то потускнел сразу дядя Гарик. И глаза у него уже не как у Вовки, а как у обыкновенного взрослого человека стали. — Хочешь еще мороженого? — спрашивает.
— Хочу, — говорит Глеб.
Странный вопрос! Да он целый день может мороженое есть. Хоть сто порций. И ничего ему не сделается. И зимой тоже.
Глеб посмотрел вслед отправившемуся за мороженым дяде Гарику и вдруг вспомнил, что уже видел его раньше. Конечно, видел! Только не седого. А совсем молодого и худенького. На фотографии из альбома. С одной стороны дядя Гарик стоит, а с другой папа. Тоже молодой и лохматый. А между ними мама. В таком коротком платье, какие сейчас только совсем маленьким девочкам надевают. И все трое так смеются, будто их кто щекочет.
Хорошо, конечно, что дядя Гарик приехал. Не потому, что мороженое покупает, а вообще хорошо. И о продленке, может, забудут. Вот только седьмой канал теперь как включать? Неужели все-таки дядя Гарик к Логу никакого отношения не имеет? Глеб-то с Логом и поговорить толком ни разу не смог. Все мешало что-то… А если в продленку запишут, тогда… Даже настроение от этих мыслей потускнело.
Дядя Гарик вернулся не один, с Димой. Дима уже мороженое уплетает. И в шапочке своей, конечно. Интересно, он хоть в школе снял ее? И что еще интересно — как это он умудрился так рано в парке оказаться? Очень все это подозрительно.
Дядя Гарик протягивает Глебу мороженое и говорит:
— Возникла неглупая идея. Автор ее — твой старший брат, Дмитрий Зайцев. Сходить на набережную и прокатиться на катере. Мне, например, она нравится. А тебе?
Это очень здорово — прокатиться по реке на катере! А если выйти на нос, чтобы ветер в лицо, и не на берега, а вперед смотреть, то совсем нетрудно вообразить, что и не река это вовсе. И не маленький прогулочный катер-тихоход, а громадный океанский лайнер. А если шторм еще придумать — такой, как однажды на море видел!..
Неспокоен океан. Все сильнее ветер, все яростнее и выше волны. Белеют от страха лица пассажиров. Испуганно вцепилась в борт соломенноволосая девочка с прозрачными глазами. Но напрасно все они беспокоятся. Не знает страха и сомнений мужественный капитан, твердой рукой сжимающий штурвал. Спокойно смотрят вдаль из-под козырька капитанской фуражки с крабом его стального цвета глаза. И только затвердевшие скулы да глубокие, упрямые складки в углах крепко стиснутых губ говорят о напряжении. Девочка смотрит на это героическое лицо и сразу успокаивается. Этому сильному и уверенному человеку можно смело доверить жизнь. И еще ей делается очень стыдно. За то глупое слово с неправильным ударением, которое она ему когда-то сказала. Она подходит к капитану, хочет попросить у него прощения. Но тот даже не глядит на нее. Есть у него время разговаривать с девчонками, которые играют в куклы и шьют им разные нелепые платья! И вообще, это уже не океанский лайнер. Это легкая серебристая ракета с красными звездами на боках, стремительно летящая в черном межзвездном пространстве. И вот уже видна прекрасная планета, над которой восходят четыре солнца. Ее голубые жители приветственно машут приземляющейся (нет, не приземляющейся. А как же тогда? Прилабиолещеву… щейся… Ладно, это не так важно.) космической посланнице Земли. Смешно прыгает к нему на ножках-стебельках один такой знакомый лабиолец…
— Ну, о чем задумался, Глеб? — доносится до него голос. И моментально гаснут все четыре солнца.
— Не поеду я на катере, — говорит Глеб. — Домой пойду.
— Что ж так? — удивляется дядя Гарик.
— Я… я уроки пойду делать.
— С ума сойти можно! — Дима даже рот раскрыл. — Что это с тобой сегодня, Глеб? Голова не болит?
— Ничего у меня не болит, — хмуро отвечает Глеб. И тут же придумывает подходящее объяснение: — Я быстренько уроки сделаю, а когда все соберутся, мне и делать ничего не надо будет. А ты будешь над уроками корпеть. Понял?