Седьмой ключ
Шрифт:
Пытаясь прийти в себя и стараясь дышать ровно и глубоко, Сережа машинально взял в руки одну из старинных толстенных книг, лежащих в пыли на столе.
«Зогар», — прочитал он название по латыни, благо, латынь медику знать полагалось. Тут в памяти забрезжило что-то: еще в годы юности параллельно с увлечением живописью Сережа увлекся метафизикой, пытался читать Канта, самиздатовских русских религиозных философов — Флоренского, Бердяева, но вскоре бросил.
— Что-то было… Кто-то называл эту книгу… — силился вспомнить он, взяв в руки книгу, лежавшую подле.
— Гермес, — нежданно прочел
Он запомнил это название — уж очень красивое! — когда оказался случайно в довольно разношерстной компании. Всех этих весьма малопохожих людей объединяло модное увлечение магией и астрологией. И кто-то — кажется, пожилой нумизмат с осторожными движениями ловкой кошки: цап — и ухватит! — сказал, картинно растягивая слова, что «Изумрудная скрижаль» Гермеса Трисмегиста, — он почти выпевал это имя, потому Сереже так и запомнилось, — величайший трактат герметизма — тайного знания, легшего затем в основу оккультных наук. Якобы в этой книге дан ключ к пониманию тайн Вселенной, и тот, кто сумеет разгадать этот ключ, приобретет власть над собой и над миром!
Сергей Алексеевич тогда про себя посмеялся над наивностью нумизмата. Помнится, когда тот говорил, бледные его щеки покрылись яркими пятнами, а в уголках губ появилась пена. Сережа, человек совсем не брезгливый, тогда почувствовал отвращение и к вещавшему, и к самому предмету их разговора…
Власть над миром… Чушь собачья! Только законченный идиот купится на такое. Да и не дано человеку миром владеть, не его это власть… Вот собой овладеть — другое дело, никому бы не помешало! Только и это мало кому удается — слаб человек… — так примерно рассуждал он в тот вечер.
Но сейчас, видя перед собой эту таинственную книгу, поневоле затрепетал. И показалось ему: раз все так складывается и книга сама идет к нему в руки, почему бы…
Звон в ушах — легкий звон и ощутимое давление в области барабанных перепонок слегка смутили его.
«Что же со мной такое?», — пронеслось в голове, и медленно, как в полусне, Сергей положил на стол «Скрижаль» Трисмегиста и взял в руки другую книгу — ту, что лежала у края стола около мертвой лампы.
Название на обложке было написано по-французски, но Сережа этот язык когда-то знал хорошо и смог прочитать заглавие: «Гримуар» папы Гонория.
Под заголовком на обложке книги рисунок: круг, в нем какие-то надписи, странные знаки, многоугольник, треугольник, в который вписан кружок, а в нем — профиль месяца, как на картинке в сказке.
Сергей пытался мучительно вспомнить: и об этой книге он что-то слышал, и, кажется, лучше ему никогда не держать ее в своих руках… ах-х-х-х…
Внезапный и крепкий сон, даже не сон — бесчувствие одолело его. Весь обмякнув, Сережа уронил голову, книга упала на пол, раскрылась и страницы ее стали медленно поворачиваться сами собой.
А из темного проема, ведущего вглубь, на пол упала тень. Она сгущалась, росла и вскоре накрыла собою книгу, страницы которой разом перестали двигаться — страницы оцепенели…
Глава 10
Подружки
Ветка мчалась стрелой по лесному
Вчера к ним в гости приехала из Москвы тетя Шура — мамина двоюродная сестра, говорливая, заносчивая и кокетливая. Она привезла Ветке в подарок это голубое двухколесное чудо, и теперь та могла колесить по окрестностям сколько душа пожелает… Ах, обожаемая тетя Шура! Она всегда угадывала, кто о чем втайне мечтает. Правда, Веточка мечты своей особенно не скрывала, но ведь именно тетке пришло в голову эту мечту осуществить! И теперь Ветка, наслаждаясь свежей воздушной волной, плещущей в разгоряченное лицо, думала, что бы такое хорошее сделать для тети Шуры.
Однако мельканье еловых стволов вдоль шоссе, стук колес по бетонке, кое-где уже порядком разбитой, мешало сосредоточиться, да и какое там… Свобода! Придерживая одной рукой руль, другой она помахала над головой, словно приветствуя эти деревья, траву, тишину, показавшийся впереди дачный поселок, маму, Манюню, свое отлетавшее детство, от которого ее так стремительно уносило на блестящем голубеньком велосипеде, подступавшую юность, которая уже приближалась, манила, да что там, — она уже обнимала ее! — и, привстав на педалях, Вероника влетела в распахнутые ворота:
— Здравствуй, Манюня!
На скамеечке под отцветавшей сиренью в Машкином садике сидели трое: Манюня и двое каких-то незнакомых парней. Они были так поглощены беседой, что не сразу ее заметили. И только когда она стала приближаться к ним по дорожке, а солнечные блики заискрились на отполированной раме велосипеда, Маша увидала подругу и прыгнула к ней навстречу.
— Ой, Ветка, привет, ты очень вовремя, у нас тут такой разговор! Познакомься скорей: это Миша, а это Боря — у нас с ним участки соседние, — и она ткнула пальцем в сторону Борькиного забора. Что самое удивительное и для Ветки ужасно обидное — Манюня никак не отреагировала на ее велосипед, словно и не заметила даже…
Веточка так гордилась, так надеялась удивить, а тут… ноль эмоций!
— Привет, — выдавила Вероника упавшим голосом, — а я думала, мы с тобой на велосипедах бы покатались… Вот, — она нажала на рычажок круглого металлического звонка, и он звякнул, но как-то не очень уверенно.
Маша каталась на велосипеде тети Оли, который Сергей Алексеевич снял для нее с чердака, и Вероника теперь так мечтала поездить вместе…
— Слушай, успеем мы покататься… А, — только тут Маша сообразила, что у Ветки новая «штучка» на двух колесах, — так ты на нем приехала? Хороший, — одобрила Манюня и дернула Ветку за руку. — Положи его где-нибудь тут, на дорожке. Ну, скорее!
Она сердилась на нерасторопность подруги, увлеченная какой-то идеей, которая всю ее поглотила. Да еще мальчики! Машка впервые так откровенно кокетничала и, кажется, это занятие здорово ее увлекло.
— Ребята, это моя подруга Вероника, — покровительственным жестом приобняв Ветку за плечи, сообщила Манюня. — Миш, расскажи ей!
— У нас тут крутые дела, понимаешь, — клад! — с ходу выпалил Мишка. — Да, ты знаешь… Это ведь твоя мама прочла письмо, где про клад говорится, да?