Седьмой круг ада
Шрифт:
– На чем? – схватился за голову бородатый вахмистр. – Кони-то пьяные!
А Кольцов достиг околицы Кирилловки, впереди была маслиновая роща. Он видел на улицах коней и ждал погони. За околицей несколько раз оглянулся. Его не преследовали.
Торопливо стучали по мягкой пыли копыта, мелькали придорожные вязы. Конь,
– Ну, вашу мать… – хрипло сказал поручик и, ковыляя, двинулся ближе к ним. – Идиоты, жить могли!
Казаки стояли возле пленных, тесно окружив их, и нетерпеливо поигрывали шашками – примеривались…
– В шашки! – негромко сказал Дудицкий и отвернулся, зная, что последует за этим.
Несколько мгновений стояла глухая, ватная тишина, подчеркиваемая редкими жалобными криками парящих неподалеку чаек. Казаки будто застыли в нерешительности – тяжело дышали, раздувая ноздри. Ни в ком из них еще не было слепой, той удушающей и безумной злобы, что приходит с видом крови и не знает ни сожаления, ни сомнений.
Но вот самый хлипкий казачок, вдруг хекнув, коротко опустил шашку на голову близко стоящего от него красноармейца. Брызнула, полилась кровь.
– Да за что же, братья! – закричал кто-то из красноармейцев, не участвовавших в недавней свалке.
– Кобель тебе брат!..
– С-суки!..
– Мать!..
– В бога!..
Казаки, точно исполняли тяжелую крестьянскую работу, старательно и исступленно замахали шашками, превращая пленных в кровавое месиво. Изрубленные, иссеченные, окровавленные, падали красноармейцы на песок. Лишь один Емельянов еще долго возвышался над всеми. Его словно не брала казачья шашка или никто не решался тронуть. Но вот и он
Кровь, напитав песок, ручейком потянулась со двора Кирилловского поста вниз, к морю…
С холма, рассеченного степной дорогой, Кольцову открылась Ефремовка с ее густыми садами и белыми хатками. Справа тускло светился лиман, слева – далеко-далеко – синей полосой проступало море. «Здесь их можно задержать», – подумал Кольцов.
На околице его остановил парный дозор красноармейцев. На молодых лицах не было и следа тревоги, скорее любопытство. Они узнали комиссарского жеребца. Это было пропуском. Просто так комиссар своего коня никому не дал бы.
– Где штаб? – крикнул Кольцов.
Красноармейцы дружно махнули руками по направлению к единственному в селе каменному дому. Кольцов опять погнал коня – хрипящего, тяжело вздымающего мыльные бока. Ему казалось, что село живет до неправдоподобия размеренно и спокойно: во дворах дымился прошлогодний курай, сушились на плетнях глечики и макитры, женщины шли с водой, бродили куры…
– Жеребца запалил! – бросил ему часовой у штаба. – Что ж ты, товарищ?
– Командира! – прохрипел Кольцов. – Командира сюда!..
Через четверть часа полк Короткова срочно окапывался на узком перешейке у реки Молочной. Командир полка метался от одного края обороны до другого.
– Братцы! – кричал Коротков во всю мощь командирской глотки. – Костьми ляжем, а барона задержим!
Кольцов сидел на штабном крыльце, не чувствуя в себе сил, чтобы тронуться в новый путь, к Мелитополю, в 13-ю армию. Начиналась новая эпопея. Он посмотрел вверх: высоко в белесом уже летнем небе плавно кружил орел, рассматривая зорким и безразличным глазом все, что творилось внизу, на земле.