Седьмой лимузин
Шрифт:
А может быть, Люсинда права. Не надо больше притворяться. Сбросить с себя фальшивую маску цивилизованного человека.
— Не уверен, ожидаю ли я услышать честный ответ. — Как успокоительно это прозвучало! Хоть один из троицы сохранил трезвость мысли. Гривен поневоле подумал: а кто же? — Но, кажется, мне стоило бы это знать. Вы спите друг с дружкой?
Глава тридцать четвертая
«Не надо мне было задавать этот вопрос, Алан. Они бы никогда не воссоединились, хотя бы из жалости ко мне. Мне кажется,
Вопрос, выйдя из укрытия, повис над головами у всей троицы, он напоминал припозднившегося гостя, которого Люсинде так и не удалось выпроводить с вечеринки. Они с Элио отреагировали на вопрос одинаково. Испытали облегчение от того, что их наконец-то зажали в угол, но, вместе с тем, принялись все отрицать.
— Разумеется, я люблю Люсинду! Да и кто ее не любит? — Элио хотел было улыбнуться, но ему это не удалось. — Я только нынче вечером сошел с поезда, Карл. У тебя полный город соперников — куда более опасных, потому что они под рукой.
— Я говорю не об этом. — Гривен обращался теперь только к Люсинде. — Ты ведь все организовала так, чтобы он оказался здесь, верно? Только не лги мне! Вы договорились у меня за спиной.
Ему хотелось произнести это твердо, безжалостно, на самом же деле он едва не расплакался.
— Все было честно, дорогой мой. Но тебя так просто обидеть. — Она попыталась заглянуть ему в глаза, но сама же смешалась. — Между мной и Элио не произошло ровным счетом ничего. Все это только твои фантазии.
К несчастью, это было полуправдой, а может, и менее того.
Это было написано у них на лицах, и от Гривена не укрылось. Действие разворачивалось одновременно в трех плоскостях.
Опять повисло молчание; каждый ждал, кто заговорит первым. Элио в конце концов устало, очень устало вздохнул.
— Мальчиком я ходил в школу к доминиканцам. И слишком хорошо запомнил их уроки, «Бог карает не за дела, а за намерения». Это чудовищно. Я всегда понимал, что такого испытания мне не вынести. — Он взял Люсинду за руку. — Не спрашивайте меня, Карл, что я сейчас испытываю. «Тело зовёт и мы поспешаем на его зов». Может быть, и впрямь больше ничего нет. Но не думаю, что вы сможете удержать нас от того, чтобы мы это испробовали.
— Так что же вам мешало до сих пор? Нет, пожалуй, я сам попытаюсь догадаться. Ваша совесть не давала вам предать друга.
— Именно так. И мне жаль, что вы мне не верите. И в вас, Карл, есть нечто скверное.
Гривен сидел не шевелясь в надежде, что и этот миг может миновать, не задержавшись в памяти. Если бы еще у него так не дрожал подбородок!
— А что насчет тебя, дорогая? Ты так тихо себя ведешь. Извини, но мне не кажется, что Элио способен помочь тебе заучивать тексты.
— Прекрати! — Она замахнулась — и заставила руку застыть всего в нескольких дюймах от его лица, потом убрала стиснутый кулак. — Не терплю тебя таким! Что у тебя, шило в заднице? Ничего удивительного, что я изголодалась по настоящему мужчине!
Да, действовать ему нужно было немедленно. Надо было вцепиться в горло им обоим, чтобы
— Карл! — Люсинда как-то странно посмотрела на него. — А в чем, собственно, дело?
Да ни в чем. И что она сама имела в виду?
— Все дело в твоем очаровании. Перед ним, как всегда, невозможно устоять. — Он говорил этим ужасным голосом, сдавленным, выдающим чуть ли не физическое страдание. Он закрыл глаза, пытаясь предстать менее отвратительной личностью, чем казался. — У тебя есть право сердиться. Меня трудно назвать подарком небес.
— Нет, это я во всем виновата. — Люсинда неуклюже уселась на пол, ее платье скомкалось и задралось выше колен. — Я всегда все ухитрялась испоганить, с тех пор как себя помню. — Измазанное тушью лицо поворачивалось то к Элио, то к Гривену. Гривен понимал: ей хочется, чтобы ее простили, а тогда она оставит за собой последнее слово. — Я ведь действительно из кожи вон лезу всем угодить! Когда мы с тобой встретились, Карл, с нашей первой ночи я поняла, что ты не похож на других. И что несчастливой развязки на этот раз не получится. И я до сих пор в это верю, хотя с тобою это становится все труднее и труднее. Твоя сумасшедшая ревность! — Она укусила себя за пальцы. — Хотя, возможно, не такая уж сумасшедшая. Как знать, может быть, на твоем месте я вела бы себя точно так же.
— Тем более, — ответил Гривен. — Ты играешь со мной. Ты затеяла игру с моими чувствами.
— И ты был прав, обвиняя меня. Особенно в самом начале. Но сейчас… — Люсинда с любопытством посмотрела на Элио, как будто давая ему знать, что не может больше оставаться на передовой. — Только не проси меня произносить слово «люблю». Оно так… удушающе. — Но и говоря это, она лишь крепче сжимала руку Элио. — Карл, ничто не переменилось, ты значишь для меня столько же, сколько значил. Пожалуйста, прояви понимание.
В одиночестве Гривен имел бы шанс разобраться в себе самом. Если бы они только не смотрели на него с таким сочувствием!
— Знаешь, мне кажется, что я, скорее, сторонник классической старомодной измены. Когда двое сбегают в дешевый отель, трахаются там от души, а в остальное время держат свои чувства при себе.
— Черт побери, Карл! — Люсинда запустила бокалом в дальнюю стену. — Не все в жизни люди записывают на твой счет! Не заставляй меня делать выбор между вами обоими. И вообще, я отныне отказываюсь соблюдать правила, установленные мужчинами. — Она обвела широким жестом натюрморт, оставленный вечеринкой. — Сегодня вечером мне показалось, будто я в состоянии сделать что-то самостоятельное.
— Да ты и сделала! И как прекрасно все прошло! — Элио, должно быть, не ошибался относительно собственных способностей. Ласково притрагиваясь к Люсинде, постукивая пальцем то здесь, то там, он попытался было ее успокоить. Но она разрыдалась и никак не могла остановиться, ее плач всходил на закваске событий нынешнего вечера. Человек, словно бы сошедший с гравюры Мунка, прижав руки к ее вискам, забормотал: «А может быть, то, что он говорит, справедливо, может быть, мне этого было и надо?» Кто? Кто говорит? — удивился Гривен, когда они с Элио одновременно рванулись к ней.