Седьмой сын (Ученик Ведьмака - др. перевод)
Шрифт:
– Наше ремесло очень трудное, и если ты решишь больше им не заниматься, я тебя пойму и не буду осуждать, – сказал он. – Первый месяц обучения подошел к концу, и у тебя, как у каждого из моих учеников в свое время, есть возможность вернуться домой и хорошо подумать над тем, стоит ли игра свеч. Что скажешь?
Я сделал над собой усилие, чтобы не выглядеть слишком радостным, но не смог сдержать улыбку. Чем шире я улыбался, тем мрачнее становился Ведьмак. Мне показалось, будто он хотел, чтобы я остался, но я не мог
Уже через час я покинул дом Ведьмака.
– Ты храбрый парень, да к тому же умный, – сказал он, провожая меня за ворота. – Ты прошел мои испытания, поэтому передай отцу, что, если решишь продолжить обучение, я приду осенью за десятью гинеями. Ты был бы прекрасным учеником, но решать тебе, парень. Если ты не вернешься сюда, я буду знать, что ты не захотел идти этим путем. Если все-таки решишься, жду тебя в течение недели, и начнем пятилетнюю учебу. Я передам тебе все знания, какие у меня есть.
Я отправился домой с легким сердцем. Ведьмак поставил меня перед выбором – остаться с ним или уйти, и уже в тот момент я знал, что никогда не вернусь сюда. Он занимался поистине ужасным ремеслом, оно было невероятно опасным и обрекало на одиночество. Никому не было дела до того, жив ты или мертв. Люди хотели лишь избавиться от сущностей, которые мешали им жить, и им было совершенно неважно, чего это тебе стоит. Как-то учитель рассказывал, что однажды его чуть не убил домовой, который в мгновение ока превратился из стукача в пращника и пытался размозжить Ведьмаку голову огромным камнем.
Учителю еще не заплатили за месяц моего обучения – он придет за деньгами только весной, а до нее еще так далеко! Когда я шел домой, то подумал, что совсем не прочь стать фермером.
Путь домой был неблизкий – он занял целых два дня, поэтому у меня было достаточно времени поразмыслить. Я вспоминал о том, как скучно мне жилось на ферме. Смогу ли я провести там остаток своих дней?
Потом я подумал, как сильно расстроится мама, узнав о моем решении вернуться домой. Она всегда мечтала, чтобы я стал учеником Ведьмака и занимался его ремеслом.
К вечеру я увидел, что запасы сыра, который учитель дал мне с собой, подошли к концу. На следующий день я остановился лишь раз, чтобы помыть ноги в ручье, и пришел домой прямо перед вечерней дойкой коров.
Отворив калитку, во дворе я увидел отца, шедшего в сторону сарая. При виде меня его лицо озарила радостная улыбка. Я решил помочь ему с дойкой, чтобы мы могли спокойно обо всем поговорить, но он посоветовал мне сначала пойти к матери:
– Она так скучала по тебе, сынок. Как же она будет рада тебя видеть!
Отец похлопал меня по спине и пошел доить коров. Не успел я сделать и полдюжины шагов, как увидел Джека, выходящего из амбара.
– Почему ты
– Ведьмак разрешил мне навестить родных и подумать, хочу ли я продолжать обучение.
– И что ты решил?
– Сначала я поговорю об этом с мамой.
– А потом, как всегда, сделаешь по-своему.
Теперь я уже не сомневался в том, что Джек подсмеивается надо мной. Почему он мне не рад? Должно быть, в мое отсутствие что-то произошло. Неужели он не хотел, чтобы я вернулся?
– Не могу поверить, что ты осмелился взять трутницу отца, – проворчал Джек.
– Он сам мне ее дал, – ответил я.
– Он предложил ее тебе из вежливости, это совсем не значит, что ее нужно было брать. Ты всегда думаешь только о себе! Подумал бы об отце – ему она была так дорога.
Я ничего не ответил, потому что не хотел начинать ссору. Брат был не прав – без сомнения, отец хотел, чтобы трутница хранилась у меня.
– Раз уж я здесь, то буду теперь вам помогать, – попробовал я сменить тему.
– Если хочешь быть полезным, то иди и покорми свиней! – крикнул Джек и зашагал прочь. Это занятие никто из нас не любил. Волосатые и вонючие свиньи всегда такие голодные, что спиной к ним лучше не поворачиваться.
Несмотря на неприязнь Джека, я все равно был рад вернуться к семье. Я посмотрел в сторону дома – мамины кусты роз закрывали почти всю заднюю стену. Они росли хорошо даже на северной стороне. Сейчас бутоны только начинали распускаться, но к середине июня вся стена будет усыпана красными цветками.
Задняя дверь всегда плохо открывалась, потому что однажды в нее ударила молния. Дверь сгорела, и ее пришлось заменить, но проем слегка перекосило. Я с трудом смог ее открыть, и, войдя в комнату, сразу увидел маму, которая улыбалась мне лучезарной улыбкой.
Она сидела в старом кресле-качалке в дальнем углу кухни, где всегда царил полумрак, так как туда не проникал солнечный свет. От яркого света у мамы болели глаза, поэтому она больше любила зиму, а не лето и предпочитала ночную темноту дневному пеклу.
Мама была очень рада меня видеть, и сначала я решил не говорить ей, что вернулся домой насовсем. Я старался выглядеть бодрым и счастливым, но, увы, мама заметила, что меня что-то беспокоит – мне никогда не удавалось что-либо от нее скрыть.
– Что случилось? – спросила она.
Я пожал плечами и попытался улыбнуться, но, кажется, даже мой брат умел лучше скрывать свои чувства.
– Ты можешь все мне рассказать, – сказала мама. – Не держи это в себе.
Я долго молчал, пытаясь подобрать нужные слова. Мама раскачивалась в кресле все медленнее, пока вовсе не остановилась – это всегда был плохой знак.