Седьмой удар
Шрифт:
— Принимая во внимание, — сказал Альбрехт, — наступающую ночь и то, что там на этот раз много людей, лучше зайти.
Внутри действительно было и многолюдно и шумно. Жена корчмаря сбилась с ног, обслуживая многочисленных гостей.
К монахам, севшим за свободный уголок стола, подошёл сам корчмарь, помогавший жене разносить заказы.
— Святые
Он был в прекрасном настроении: так много людей, сегодня у него удачный день и хороший доход.
Корчмарь громко захохотал и погрозил монахам пальцем:
— А я знаю, почему вы сбежали!
И нагнувшись к ним поближе, понизил голос:
— Мы и сами тогда перепугались. Жуткие были вопли. Только уже днём разобрались, в чём было дело.
И он вновь захохотал.
— Кошка! Кошка застряла в дымоходе! Насилу вытащили.
Они вернулись в монастырь уже после начала вечерни.
Ян устало опустился в своей келье на стул, размышляя о том, идти ли ему на конец службы, как дверь открылась, и вошёл брат Альбрехт.
Ян вскочил и с удивлением воззрился на учителя. За все годы это было первый раз, когда тот затруднил себя наведыванием ученика.
Альбрехт бегло огляделся и сел на второй стул, стоявший, как и тот, на котором сидел Ян, у небольшого стола.
И пристально посмотрел на молодого монаха.
— Вообще-то я думал не заводить этого разговора, — медленно начал он.
Затем умолк и, опустив руку в карман рясы, достал и протянул своему ченику маленький портрет.
На котором было нарисовано его, Яна, лицо.
Ян похолодел. Он знал, где учитель взял этот портрет.
— Я нашёл его в доме Марии, — сказал Альбрехт.
Ян молчал.
— И все в фольварке пана Ровбы вели себя с тобой так, как будто знали тебя. Похоже, ты сказал не всю правду, когда пришёл к нам в монастырь?
И тут
— Не надо ничего говорить. Ничего уже не изменить.
Альбрехт встал.
— Послушай, Ян, — голос его был тих. — У многих из нас в прошлом осталось то, что нам бы не хотелось рассказывать окружающим. В том числе поэтому мы и пришли в монастырь. Многие из нас. Но, придя сюда, мы начали новую жизнь. И поверь мне — эта новая жизнь будет оправдана только в том случае, если мы полностью, слышишь, полностью, окончательно и бесповоротно, отбросим жизнь прошлую. Если этого не сделать, так и останешься болтаться между двумя жизнями.
Альбрехт помолчал.
— То есть нигде.
И, повернувшись, вышел из кельи.
То есть нигде.
Ян встрепенулся. Отбросить прошлую жизнь. И вдруг хлопнул себя по лбу, запустил в карман руку и достал несколько камешков. Тех, с кладбища.
Он горько улыбнулся. Подошёл к окну, раскрыл его и высунул наружу руку с зажатыми в кулак камешками.
«Да и плохая это примета — приносить домой с кладбища», — подумал он. Грохнул удар колокола.
…раз…
Ян разжал пальцы.
…два…
Его сны.
…три…
В прошлой жизни.
…четыре…
Альбрехт прав.
…пять…
Ничего уже не изменить.
…шесть…
Окончательно и бесповоротно.
…семь!
Ян отошёл от окна и поэтому не видел, как с седьмым ударом колокола луч заходящего солнца заиграл на невесть откуда взявшихся на камешках гранях и, задумавшись, не услышал, как радостно воскликнули два детских голоса там, под его окном, у корня вяза. Радостно, потому что, как они и ждали — так давно ждали! — к ним сверху упали семь больших бриллиантов.