Седое золото
Шрифт:
Через десять минут ещё одну землянку обнаружили, потом — что-то вроде кают-компании с небольшой кухонькой.
— Где же они, заразы, штольню спрятали? Ведь не иголка же! — недоумевал Сизый.
— Все яйца в одной корзине умный человек никогда не хранит, — напомнил Ник и предложил: — Давай-ка мы с тобой осмотрим другой берег ручья, что-то мне подсказывает, что штольня там и находится. По крайней мере, это было бы логично с точки зрения элементарной конспирации.
Рельеф местности на противоположном берегу был совершенно другим — только скучные низенькие холмики: одни — сплошные валуны и каменные обломки неправильной формы, другие — уже покрытые мхом и редкими пучками травы.
— Определённо — тротилом свежевзорванным пахнет, — повёл носом Сизый. — Пошли-ка, начальник, по запаху, в сторону от ручья.
Отошли перпендикулярно руслу ручья на полкилометра, упёрлись в отвесные невысокие скалы, метров на семь-десять поднимающиеся над близлежащей тундрой.
— Где-то здесь и должно это быть, — предположил Ник. — Давай от этих скал метров на двести отойдём, в подзорную трубу склоны осмотрим. Как поэт говорил: "Большое, в смысле — очень важное, надо издали высматривать".
Сизый подзорную трубу отдавать наотрез отказался:
— Иди ты в задницу, командир! Побойся Бога! Дай и мне шанс — решающий вклад в победу внести. Почему это ты считаешь, что я лох распоследний и не смогу настоящий камень от тряпки с рисунком отличить? Сядь вон на камушек, перекури пока!
Не успел Ник беломорину и до половины выкурить, а Лёха уже докладывал браво:
— Товарищ старший лейтенант НКВД! Место входа в предполагаемый штрек обнаружено! Прошу следовать за мной! — И добавил уже в своей обычной манере: — В том месте трещины в камнях больно уж правильные, одинаковые все, да и общий цвет склона — какой-то размытый: как у поддельных купюр, на скорую руку фраерами заезжими изготовленных.
Не ошибся Сизый. Когда подошли к тому подозрительному месту, Ник ладонью ближайшего камушка коснулся, точно — ткань плотная, очевидно, непромокаемая.
Аккуратно, никуда уже не торопясь, сдёрнули эту маскировочную завесу. Вот и вход в долгожданную штольню: шириной — метров пять, метра три в высоту.
Вернее, даже не вход, а целая пещера — длиною с десяток взрослых анаконд. На её дальней стене угадывалось чёрное пятно: полтора метра на полтора, видимо, начало подземного коридора, ведущего к самой жиле.
Вдоль стен пещеры стояло два десятка приземистых ящиков, один из них — со сдвинутой наполовину крышкой.
Сизый снова зажёг свечу, склонился над этим ящиком, пытаясь разглядеть его содержимое.
— Командир! — восторженно прошептал. — Вот же оно, золото! Так блестит, собака, что аж глаза режет! Сейчас я кусочек достану, покажу…
Ник его руку перехватил в последний момент:
— Отставить, так тебя растак! Ничего тут руками не смей трогать и под ноги гляди внимательно. Запросто могли «пятнистые» здесь всё заминировать. Ещё не хватало погибнуть в такой неподходящий момент! Лучше всего, постой пока тихонько на месте и резких движений, прошу, не делай.
Медленно-медленно, короткими шагами, Ник подошёл к дальней стенке пещеры, к тому месту, откуда начинался подземный коридор, махнул Сизому рукой, приглашая подойти.
— Видишь, у самого коридорного проёма булыжник лежит?
— Ну, вижу, — недовольно мотнул головой Лёха.
— А около него, чуть в стороне, что-то блестит, словно кусочек фольги, видишь?
— Ну и что?
— Не нукай, милый друг! Это проводок виден: тронешь этот камушек ногой, тут всё и рванёт. Понял теперь? И, клянусь здоровьем товарища Сталина, такой камушек здесь не один, наверняка, и другие имеются. А в этом подземном коридоре и растяжки повсюду стоят…
Из-за большого ящика, стоявшего у самого входа в пещеру, раздалось жалобное мычание, переходящее в тоненькое повизгивание.
Сняв пистолеты с предохранителей, подошли к ящику, Сизый заглянул за него.
— Командир, да здесь человек лежит, руки заведены за спину и связаны, ноги, похоже, тоже. Что делать?
— Вытаскивай его на свет божий. Посади куда-нибудь, — распорядился Ник.
Лёха за воротник выдернул неизвестного из-за ящика, повозившись с минуту, пристроил его возле стены пещеры.
Во рту у странной находки был кляп, на глазах — широкая повязка.
— Для начала повязку сними, — посоветовал Ник.
— Пётр Петрович! — сдёрнув повязку, сразу же завопил Сизый. — Вот вы где! А мы вас обыскались! Думали, что вас давно того, убили уже! Сейчас, сейчас я вас развяжу! Освобожу от пут тюремных, так сказать!
— Отставить! — зло приказал Ник. — С ума совсем сошёл? Он же и есть — главный предатель, а ты сразу — "развяжу"!
— Да ну, — передёрнул плечами Лёха, — какой ещё предатель? Чего удумал-то, начальник?
— Такой, ты посмотри, во что он одет!
На ногах у капитана были брюки защитного цвета с бурыми и коричневыми пятнами, заправленные в высокие ботинки со шнуровкой, на плечи наброшена такая же пятнистая куртка, не скрывающая бежевой футболки с иностранными буквами на груди.
— А почему же он тогда связан? — не сдавался Сизый. — Вон, смотри, какой у него фингал под глазом!
— Да очень просто: не поверил он приказу об эвакуации, может, Банкин плохо голосу этого Большого Джима подражал, или какой-то условный пароль существовал для такой ситуации. Наверняка спорить стал, кричать. А американцы, они ребята дисциплинированные, трепетно относятся к приказам начальства. Вот и связали. Решили: доложим обо всём непосредственно Большому Джиму, а дальше пусть он сам думает: забрать этого скандального русского с собой на шхуну или здесь в пещере оставить — пошло помирать. Что-то такое здесь произошло. Прав я, Пётр Петрович? Да вынь ты уже у него кляп изо рта!
Освобождённый от кляпа Курчавый долго и брезгливо отплёвывался, глубоко дышал ртом, закатывая глаза, мол, очень слаб, помираю…
— Так что же вы расскажете нам, товарищ Курчавый? — проникновенно спросил Ник. — Может, сказку какую, про козни коварных врагов? Про невероятное стечение обстоятельств? А? Да отвечайте уже, не стройте из себя святую невинность!
— А я вам и не «курчавый» совсем! Не смейте больше меня этим дурацким прозвищем именовать! — неожиданно заявил капитан. — «Курчавый» — это мой псевдоним, взял его себе для конспирации, когда по молодости и глупости верил в идеалы революционные. Как же: свобода, равенство, братство! Пролетарии всех стран — объединяйтесь! Чушь полная! А настоящая моя фамилия — Голицын! Да, из тех самых! Понятно вам, голодранцы?