Седое золото
Шрифт:
— Остановись-ка, начальник! — попросил неожиданно Сизый.
Выпрыгнул из машины, подошёл к кустарнику.
— Эй, голубка моя белая! — позвал негромко. — Вылезай, родная, не бойся. Это я, всего-навсего муженёк твой, молодой и нетерпеливый.
Из куруманника Айна поднялась, с ружьём в руках. Боязливо к Лёхе подошла.
— Рогачи прибежали. Я подумала — с вами беда случилась, — заговорила смущённо, словно оправдываясь. — Смотрю: нарты «пятнистых» едут по тундре. Испугалась сильно. В кустах спряталась. А это вы… —
— Никогда не думал, что ты у меня такая пугливая, — усмехнулся Лёха. — Вот, кстати, орлица бесстрашная, не хочешь ли на мышку взглянуть?
Размотала Айна бинт, прокушенный палец оглядела, нахмурилась:
— Очень плохо. Рыжая мышь тебя укусила. Кровь может испортиться, закипеть. Отрезать надо палец. Быстро отрезать. Лучше прямо сейчас.
— Кто же отрежет его? Где хирурга в тундре найти? — испуганно засомневался Сизый. — Может, оно и обойдётся — как-нибудь, само собой?
— Надо резать, — Айна была непреклонна. — Я — твоя жена. Я и отрежу.
— Ладно, ребята, хватит дискутировать, — вмешался Ник. — Садитесь быстро в машину, поехали. На том берегу разберёмся, в спокойной обстановке.
Айна неожиданно испугалась, залопотала взволнованно:
— Я — в эти нарты? Нет, мне нельзя. Страшно. Отец говорил — чукчи только на оленях и собаках ездят. Нельзя чукчам — на ревущих нартах. Плохо это. Беда будет.
Выбрался Ник из-за руля, затёкшую поясницу размял, присел с десяток раз, наклоны различные поделал, к Айне подошёл, заглянул в глаза.
— Ты — жена белого человека. Скоро с ним на Большую Землю уедешь. Там яранги высокие — до самого неба, машин таких — больше, чем оленей в тундре. Так что привыкать тебе надо. А то будешь там от каждого авто шарахаться, мужа позорить.
— Я — на Большую Землю? — Похоже, эта мысль ей в голову ещё не приходила. — Правда, Лёша? Мы уедем отсюда? Ты меня с собой из тундры заберёшь?
— Конечно, заберу, — подтвердил Сизый. — Где я ещё такую найду, голубку? Там, на этой Большой Земле хвалёной, только лярвы и лахудры мне попадались да ещё оторвы — иногда…
Осторожно, дрожа всем телом, Айна залезла в машину, на заднем сиденье устроилась, закрыла глаза, уткнулась Сизому в подмышку.
Первым делом подъехали к бочкам с бензином, втроём две бочки в прицеп загрузили, найденными досками закрепили кое-как.
Ещё раз окрестности прочесали в поисках разных полезностей. Сизому на этот раз повезло больше всех: канистру двадцатилитровую нашёл, а в ней литров семь чистого спирта плескалось.
— Теперь нам и смерть не страшна, — пошутил по этому поводу Лёха. — Как только она на горизонте появится, так сразу нажрёмся в хлам и бесстрашно встретим эту симпатичную особу, даже станцуем с ней тур-другой кадрили…
Дальше Ник тихонько поехал, километров двадцать в час, не больше, пусть
Только перед Паляваамом пришлось ускориться, чтобы через реку с разгона перескочить — все восемь рукавов, один за другим.
Брызги веером во все стороны, рёв мотора — сафари натуральное! Только вот промокли до последней нитки.
Ник пошёл оленей, привязанных в отдалении, успокаивать.
Айна незамедлительно к хирургической операции приступила.
Нашла на берегу реки подходящую дощечку, помыла её тщательно, свой охотничий нож на булыжнике наточила, капнула на лезвие йода.
— Клади на доску палец! — тоном, не терпящим возражений, приказала. — И в глаза мне смотри! Не моргай совсем!
Лёха свой дрожащий палец, вместе с мёртвым леммингом, на доску пристроил, в глаза жене уставился.
Айна руку с зажатым ножом вверх отвела и рубанула, Лёхе в глаза неотрывно глядя, так ни разу на злосчастный палец и не посмотрев.
Сизый только промычал что-то неразборчивое, задышал учащённо.
Чукчанка ему обрубок своим синим волшебным порошком присыпала, перевязала остатками американского бинта.
— И ничего страшного, — вымученно улыбнулся Лёха. — Палец-то на левой руке был, бесполезный совсем. А спусковой курок я указательным пальцем правой руки нажимаю…
Укус на плече Ника Айна обработала тем же синим порошком, повздыхала недовольно:
— Ничего тут не отрежешь. А надо бы. Закипит теперь кровь? Не закипит? Не знаю. Ждать будем.
Неожиданно стемнело, солнце зашло за горизонт.
"А ведь уже середина июля, — вспомнил Ник. — Кончается полярный день. Надо торопиться — в сентябре тут уже зима начнётся, пурга неделями будет мести".
На заре Ник проснулся от жалобного визга. Мышиная стена вплотную подошла к Палявааму, до берега реки леммингам оставалось метров десять. На образовавшейся нейтральной полосе бестолково метались вдоль берега, из стороны в сторону, два зайца и хромой, видимо совсем уже старенький, песец. Зайцы отчаянно визжали, песец только фыркал, зайдя передними лапами в реку.
Мыши ещё приблизились, через мгновенье множество рыжих тел взвилось в воздух, острые зубы впились в тела жертв.
Зайцы почти сразу же были погребены под буро-рыжим «ковром», а песец, весь облепленный рыжими комочками, бросился в воду. Паляваам подхватил его и безжалостно понёс — к ближайшему перекату, на верную смерть.
Было видно, что лемминги ни на секунду не прекращали работать своими челюстями — уже через несколько секунд вода вокруг плывущего песца стала ярко-красной…
Ник развёл небольшой костёр, вскипятил воды в котелке, бросил в кипяток пару пригоршней брусничных листьев. Сидел у костерка, прихлёбывая маленькими глотками тундровый чай, размышлял: