Седовая падь
Шрифт:
Когда все формальности были выполнены, друзьям ничего не оставалось, как спокойно разойтись по домам, чтобы погрузиться в упоительно сладкий мир снов, после трудной, полной тревог и впечатлений, ночной смены.
То ли месяц миновал, то ли более; под осень уж, зашла к матери Василия как-то старушка в дом, из местных. Попросила напиться, да и говорит.
– Знамо дело, испугалась поди, аль храбриться станешь? – и зорким неподвижным взглядом уставилась на хозяйку, словно подать просила.
– Чего это я должна бояться, бабушка? – заинтересовалась Дарья. А она ей в ответ.
– Да как же, милая, ведь такие то собаки по нашему селу не бегают. Аль неправда? Уж больно большие, да странные; не лают, не кусают, а вот испугать до смертушки – это они могут…
У бедной женщины от растерянности только глаза и расширились; не знала что ответить.
– Вот ты женщина, по всему видать храбрая и не глупая, а то не соберись духом, да не погладь ее, кто знает, кто знает, чем оборотиться могло…
– От чего вы так странно думаете, бабушка? – Всерьез заинтересовалась словами старой женщины Дарья.
– Я, милая, сама через то прошла, а вот коли дозволишь, совет тебе дам. Не шепчи, дочь моя, про то никому; ни ребенку малому, ни котенку, ни лягушонку, дабы тот, кому поведаешь, поневоле сам с имя встретится. Не нами это выдумано, не нам и судить. И, как знать, как знать, сможет ли эту тайну пересказать кому после?
Дарья слушала, затаив дыхание, забыв про все домашние дела. С ощутимой тревогой колотилось в груди взволнованное сердце, вероятно от жутких воспоминаний пережитого.
– Я, молодой тоже храбра, да отчаянна девка была. От того и сижу сейчас перед тобой. Смекаешь, сколько времени то уж миновало. Да… Сказывала про сию напасть и я подружке своей; не смогла стерпеть, смолчать, захоронить в сердце. Не сразу пришла к тому, что об этом говорить нельзя…
Пропала через то моя подружка; по половодью в болоте сгинула, только приметну белу косынку на цепкой осоке и нашли. Кто ее затянул в то болото? Поведать то и некому… С того уж много лет миновало. Замолила я тогда вину свою, заглушила боль: ни детям, ни мужу о том страхе не сказывала. Милиционеры из району дознавались; подружки никак. Смолчала, дабы беду отвести. А ты, по всему, не ведаешь и не смекаешь, почто Стеша сгинула?
Дарья вскинулась, присев от неожиданности.
– Вот то-то и оно, милая, то-то и оно, – продолжала бабушка, поправляя и, потуже затягивая на голове старый выцветший платок.
– Стеша в тот вечер ко мне приходила, платье покроить. Сулила ей давно уж, летом еще. Тогда она мне о собаках и рассказала. Тебя все жалела. Просила я ее никому о том случае более не сказывать. Далее сама знаешь как вышло… А ты вот от чего с имя встренулась, голуба? – вот мой вопрос, по что тебя избрали? Теперь выходит двое нас, кто об этом страхе ведает. А может статься и третий, кто тебе обсказал.
Дарья насторожилась, не сводя пугливых глаз со старушки.
– Да я, бабушка, сейчас и припомнить то толком не могу; ни о чем подобном я и не слышала, а скорее может просто не придала значения, вот и не припомню. Но если вернет память, так непременно скажу вам. А откуда они вообще взяться то могли, собаки эти? Вы то, бабушка, должно знаете.
Старуха внимательно посмотрела на Дарью, словно сомневалась; поверять ли ей свои тайны, или просто предостеречь.
– Ты бы свечу зажгла, темно уж, глаз твоих не вижу.
Дарья тут же засветила лампадку; едва высветив тени углов, комната ожила. Шамкнув пару раз пустым ртом, бабушка внимательно посмотрела на хозяйку и продолжила.
– Время забывчиво, милая, как и люди не помнящие добра. Не ворошишь память, не теребишь ее воспоминаниями, так она и запамятовать готова, что скопила, за бытность свою. Природа- матушка любит во всем равенство; и добро, и зло вкруг кружит- не ведомо; кому, чего и сколько отмерено будет…
Дарья слушала с вниманием, отложив дела на потом, благо и побеспокоить их некому: муж на работе, а Василия в эту пору с «фонарями искать…»
– Ладно, так уж и быть, поведую тебе об этом, коли сама через напасть лиха хватила. Оборотни это! Да, – оборотни…
Глаза у Дарьи так и расширились, больно уж просто, без пролога, выразилась бабушка.
– Две старухи это. Колдовством они людей изводят; зло у них на народ; должно за долгую жизнь накопили. Вот и дают волю ворожбе, да страху. Сильны, да изворотливы они, не найти на это управу. В одном селе живем, наверное смекаешь о ком речь веду?
Дарья, женщина чуждая до беспочвенных подозрений и обвинений, почем зря, и в мыслях не держала; на кого-либо камень класть. К тому же и сама возможность проявления чего бы то ни было сверх естественного, никак не умещалось в ее простой, обремененной житейскими заботами, голове.
– Да нет, бабушка, я не знаю – только и вымолвила Дарья, теряясь в догадках.
– Мать то, с дочерью своей. Сама мать – бабка старая престарая, древняя, можно сказать, уж поди сотый годок разменяла, а все земля- матушка у нее в свидетелях. Да и дочь уж стара годами; постарше меня будет, много постарше. Так вот, говорила тогда мне бабка, ну через которую и я со смертным страхом лицом к лицу столкнулась, царствие ей небесное: якобы сама когда-то тому очевидицей была… Как только загоралась свеча, в высоко срубленном окне дома, где жила старуха-мать, сразу же, со двора в темноту пугающей ночи, две страшные, огромные собаки выбегали. Одна белой масти, вся как есть. Другая напротив, как смоль черная. И всю то ночь, до света, вокруг села, да по болоту шастали. Не приведи встретиться, кто нервишками слаб. Сказывала бабка; коли одну белую собаку повстречаешь – то знать смерть вкруг тебя ходит, чья неведомо, но в свидетелях быть доведется. Шарит смерть, кого забрать… А черная, она видом своим страшна; глаза у нее человеческие…
Но вот коли обеих в одночасье встретишь; знать они знак какой подают, а то и жертву метят, или предостерегают, предупредить норовят, то ли от шага неверного, то ли еще от чего. Вот и я, упредить хочу, что бы ты поостереглась. По что они на тебя запали?
В продолжении столь необычного рассказа, Дарья даже не пошевелилась. Ее взволновало и немного испугало услышанное, однако она с интересом вслушивалась в тревожное повествование; как никак – это напрямую касалось ее.
Бабушка продолжала.