Сегодня и ежедневно. Недетские рассказы

Виктор Юзефович Драгунский родился в 1913 году, в Нью-Йорке, куда уехали в поисках лучшей жизни его совсем юные отец и мать. Жизнь в Америке, однако, у них не задалась, поэтому они вернулись назад, в город Гомель, с полугодовалым сыном под мышкой – летом 1914 года, за несколько недель до начала Первой мировой войны. Юзеф, отец Виктора, был расстрелян в 1918 году, отчим – начальник гомельской милиции комбриг Ипполит Войцехович – убит в 1920-м, а второй отчим – опереточный актер Михаил Рубин – не вернулся с гастролей, то есть молча бросил семью в 1926-м. Виктор жил с матерью и маленьким братом в просторной, но полутемной комнате, в огромной коммуналке – там же, где потом свои первые годы прожил

и я.

Он окончил школу, недолго работал на старом заводе «Самоточка», мастерил конскую сбрую на ипподроме, летом был лодочником на Москве-реке, которая тогда – до строительства канала Москва – Волга – была не такой широкой. В 1931 году – семнадцати лет – он поступил в Театрально-литературную мастерскую Алексея Дикого (воспоминания о мастере и учениках вы найдете в этой книге). Потом был короткий театральный опыт, война, потом работа клоуном в цирке, снова театр, единственная эпизодическая роль в кино, песни (большая часть – в соавторстве с Людмилой Давидович) – и, наконец, в самом конце 1940-х – эстрадный театр миниатюр «Синяя птичка», где он был основателем, режиссером, актером и автором.

Вот здесь и начался писатель Драгунский – с эстрадных скетчей, реприз и сценок, их было много, попадались очень смешные и изобретательные, особенно те, в которых он играл сам. Некоторые тексты тех времен вошли в эту книгу.

В 1960 году в серии «Библиотека “Крокодила”» вышла первая книжка Виктора Драгунского – тоненькая, почти брошюра – «Железный характер». Там, кроме фельетонов о бюрократах и спекулянтах, сплетниках и модниках, впервые появились «Денискины рассказы», в количестве восьми штук.

Детские рассказы принесли Виктору Драгунскому сначала популярность, а потом и настоящую славу – бесконечные переиздания, переводы, экранизации, инсценировки, радиопостановки…

Несмотря на это, «взрослая проза» осталась важной частью его литературной судьбы. На первый взгляд может показаться, что его «взрослые» рассказы и повести разительно отличаются от «детских». Смех, веселье, хохот, беззаботная детская радость – приключения Дениски Кораблева и его друзей. Война, голод, одиночество, разочарование, большие и малые драмы – повести «Он упал на траву», «Сегодня и ежедневно», рассказы «Старухи», «Далекая Шура», «Странное пятно на потолке». Если же мы приглядимся, вчитаемся внимательно, то увидим, что детская и взрослая проза Драгунского не так уж сильно различаются. И дело не только в том, что в «Денискиных рассказах» есть лирика и грусть, а в повестях встречаются смешные эпизоды. Что же касается, например, рассказа «Письмо», то не сразу понятно, что это: хохот над старым дураком, который пишет жалобу на свою молодую жену, употребляя нелепые канцелярские обороты, – или слезы над несчастной безответной любовью? Дело даже не в том, что все его рассказы и повести основаны на личном опыте, в них видны куски биографии автора, и почти у всех персонажей есть реальные прототипы.

Самое главное – в интонации, в искренности, которая утверждается повествованием от первого лица. С читателем говорят школьник Дениска Кораблёв, театральный маляр Митя Королёв (может быть, совпадение тут не совсем случайно – ДК и ДК?), клоун Николай Ветров.

О чем пишет Виктор Драгунский? Прежде всего о любви.

Вот повесть «Он упал на траву…», посвященная трагедии Московского народного ополчения в 1941 году. Главный герой и рассказчик Митя Королёв (как и сам Драгунский), по болезни освобожденный от призыва на фронт, вместе с такими же белобилетниками, полуинвалидами, стариками рыл окопы под Можайском и потом лесами выходил из окружения, потеряв под обстрелом своего нового друга, чудесного рабочего парня Лёшку (наверное, здесь прячется воспоминание о его брате Леониде Драгунском, который в 18 лет погиб на фронте). Но эта маленькая книга – не о войне как таковой. Повесть начинается с того, что Митя Королёв – к его собственному удивлению – ощущает себя радостным и счастливым. Как же так? По радио тревожные сводки, бесконечное «отступили», «оставили», «отошли», немцы рвутся к Москве, бомбят Москву. А он – счастлив! Потому что как раз в эти дни у него начались первые в его юной жизни отношения с женщиной. Роман, да какой! Он, хромоногий театральный маляр-декоратор, и она – актриса, красавица, премьерша! Он настолько полон этим чувством, что даже как бы и не замечает войну, и на рытье окопов

он тоже думает только о ней. Потом она его бросает – странно сказать, именно из-за его любви. Наивный Митя пишет ей письмо, полное восторга и страсти, – а она ждет «настоящего письма с фронта», чтоб там были отвага и патриотизм. «Письмо – это документ, братец…» – говорит она перед окончательной разлукой.

«Сегодня и ежедневно» – тоже кусок биографии автора; Драгунский ведь побывал цирковым клоуном. Герои этой повести – от знаменитого дрессировщика до юной гимнастки – узнаваемы для знатоков цирка, там много интересных фактов и черточек цирковой жизни, закулисной, не видной зрителям – но опять же не в том дело. Эта повесть не о цирке, а о несчастной любви. Клоун Николай Ветров возвращается в Москву с гастролей и узнаёт, что его давняя подруга ему изменила; потом он встречает прекрасную молодую артистку, влюбляется в нее издали, робко и тайно (жена товарища все-таки!), – а она гибнет во время репетиции. Опустошенный двумя утратами, он снова уезжает из Москвы. «А собачка дальше полетела!» – этими словами старинной цирковой репризы заканчивается повесть.

Виктор Драгунский прожил недлинную жизнь (1913–1972), а его писательская биография была совсем короткая, не более десяти лет, потому что года за два до смерти он тяжело заболел и почти перестал работать. Если собрать все сочинения Драгунского, включая песни и эстрадные репризы, то получится один не слишком толстый том. Знаменитые «Денискины рассказы» почти заслонили его прекрасную прозу для взрослых, но, уверен, читатели оценят и ее.

Денис Драгунский,

апрель 2023

Очень темная была ночь, когда я, нагруженный разными свертками, усталый как черт и голодный, подошел к своему переулку. Здесь, у аптеки, я должен был подождать ее. На улице уже было тихо и глухо. Москва отдыхала после тревожного дня перед тревожной ночью. Все мы, москвичи, знали, что через несколько минут обязательно прозвучит сигнал воздушной тревоги, фриц опять начнет рваться к нашему городу, и мы уведем женщин, детей и стариков в бомбоубежище, а сами побежим на свои места – в лестничные клетки, в подъезды и на крыши, будем слушать надсадный вой чужого мотора и с надеждой смотреть на кинжально-перекрещивающиеся лезвия прожекторов. Нетерпеливым сердцем будем подгонять зенитчиков и будем радоваться, когда услышим первые удары наших батарей, – они такие сильные, молодые и стучат полновесно, как весенний первый гром, когда, резвяся и играя, – как там дальше? Ах да – грохочет в небе голубом! Знал я также, что молодой командир батареи у зала Чайковского будет командовать: «Огонь!» – и после каждого залпа он будет звонко материться, и это всем нам, дежурящим на окрестных крышах, будет как маслом по сердцу.

Да, скоро объявят воздушную тревогу, а пока Москва немножко отдыхала, и я стоял на перекрестке, в полной темноте, и, видно, никогда не забыть мне этого часа в последнюю августовскую ночь в Москве, когда я ждал на углу возле аптеки эту женщину и знал, что завтра я уйду из моего врезанного в сердце города, и от нее уйду, и буду делать что-то большее, чем дежурство на крышах и тушение зажигалок.

А время все шло, и от нетерпения я уже насчитал несколько раз по пятьсот, а Валя все не приходила. Я вошел в парадное, где стояла будка автомата, опустил гривенник и, отсчитывая в синей темноте буквы и цифры на телефонном диске, набрал ее номер. Телефон басисто прогудел, и Валя сняла трубку. Это сразу ударило меня по сердцу. Я слышал ее голос, а ведь она должна была отсутствовать. Это поразило меня. Она, значит, дома, а я стою на ветру и жду ее, а она вовсе и не собирается проводить меня, провести со мной вечер, проститься…

Я сказал:

– Это я, что ж ты не идешь?

И я услышал, как она ответила мгновенно, как будто знала, что я позвоню, и как будто давно уже отрепетировала свой ответ.

– Понимаешь, Зойка, – сказала она, – ничего не выйдет, мне не вырваться сегодня. Семейные дела заели. Да и поздно уже!

Какая, к черту, Зойка? Я почувствовал, что у меня упало сердце. Я сказал:

– Я не Зойка. Это Митя говорит.

Она засмеялась.

– Нет, Зойчик, не могу. Не проси.

Я сказал: