Сегодня и — завтра
Шрифт:
Что скажет он, когда узнает, что и она пошла по этому пути? А ведь скоро он будет знать. Все будут знать.
— Начнем, пожалуй, с биографических подробностей. — Репортер был молодой, примерно того же возраста, что и Рут. На улице шел дождь, и носы его рыжих замшевых туфель потемнели от сырости; он неуклюже отклонил предложение снять синюю нейлоновую куртку, которая была у него надета поверх серого свитера, и миссис Хэттон то и дело поглядывала на него, словно боялась, что он откинется на спинку кресла и оставит мокрое пятно на его зеленовато-желтой обивке. Но репортер продолжал сидеть на самом краешке кресла, держа дешевую шариковую ручку над раскрытым блокнотом, лежавшим у него на колене. Он не прикоснулся к чашке чаю, которую миссис Хэттон, несмотря на его возражения, поставила у его локтя, — чай остывал, а печенье, лежавшее на блюдце, постепенно намокало, вбирая в себя пролитую жидкость.
— Вам… мм… сколько лет?
— Двадцать два.
— Вы окончили местную школу?
— Да.
— А потом…
— Поступила в педагогический колледж.
— Значит, теперь вы преподаете; что именно — домоводство? Почему вы не занялись изучением какого-нибудь предмета, связанного с писательским трудом?
— Мне всегда нравилось хлопотать по дому. Желание писать появилось у меня лишь недавно.
— Рут, даже когда была совсем маленькой, всегда помогала по хозяйству, — вставила миссис Хэттон. — Конечно, это я приохотила ее и научила всему, чему могла, — просто чтобы она сама все умела. Это ведь никогда не помешает.
— Нет, конечно… А что натолкнуло вас на мысль начать писать?
— Разнообразия ради я стала посещать вечерами занятия по литературной композиции. Естественно, что мы должны были и сами писать.
— Сколько же времени вы писали этот роман?
— Ну, что-то около года.
— Вы работали вечерами?
— И по несколько часов в субботу и воскресенье, когда удавалось.
— Ваша семья поощряла вас заниматься этим?
— Они не знали, чем я занимаюсь.
— Вот как! — Молодой человек взглянул на миссис Хэттон, и та изобразила на лице снисходительную улыбку.
— Мы и понятия об этом не имели до самого сегодняшнего утра, когда пришло письмо.
— Вы хотели, чтобы никто не знал?
— В общем, да. По-моему, если ты прежде никогда не писал, все, что вышло из-под твоего пера, кажется очень личным. И тебе страшно это показать. Наверно, тут играет роль стремление пощадить себя.
— Но в данном случае роман, как видно, оказался достаточно удачным, и его приняли к публикации.
— Да. Должно быть, мне повезло.
— Я думаю, вы слишком скромны, мисс Хэттон. Ведь у издателей высокие требования.
— Я тоже так считаю, — сказала ее мать. — Мы все очень горды ею.
— Кстати, а как называется книга?
— «Сегодня и — завтра».
Репортер повторил за ней название и написал его буквами, резко выделявшимися среди стенографической записи в блокноте.
— А могли бы вы вкратце рассказать, о чем он, ваш роман?
Она ожидала этого вопроса и весь день, едва выпадала свободная минута, думала, как на него ответить, но ни к какому решению так и не пришла.
— Видите ли… это не очень легко.
— Я не прошу вас пересказывать сюжет. Но что это — любовный роман, приключенческий или что-то историческое?..
— Сюжет можно изложить в двух словах. Скорее всего это роман о любви. — Да, конечно, ее роман — о любви. И о наивном молодом существе. О потребности верить и о неизбежной беззащитности доверчивого существа перед лицом предательства.
— Значит, романтическая история?
— О нет. Под эту рубрику он не подходит.
Категоричность ее ответа подхлестнула его интерес.
— Вы хотите сказать, что ваша книга слишком откровенна?
— Я бы предпочла сказать, что она честная.
— Ну а герои? На каком фоне разворачивается действие?
— Моя героиня — девушка, впервые уехавшая из дому. Она учится в колледже.
— Как вы?
— Нет, не совсем.
— Значит, это не автобиографическая вещь?
— Нет. Послушайте, писатель ведь описывает ту обстановку и те условия жизни, которые хорошо знает, и дополняет это с помощью наблюдений и воображения.
— Понятно. Значит, вы не хотите, чтобы читатель отождествлял вас с вашей героиней.
— Надеюсь, что этого не произойдет. Если бы вы прочли книгу, я не сомневаюсь, что вы не задали бы мне этого вопроса.
— Вот как? А почему?
— Потому что девушка в моем романе делает аборт.
Вот сейчас она зашла уж слишком далеко, открыла гораздо больше, чем намеревалась. Она почувствовала на себе взгляд матери. Показалось ей или нет, что в нем промелькнула тревога?
И Рут быстро произнесла:
— Послушайте, я была бы вам признательна, если бы вы этого не упоминали. Вне контекста это звучит очень сенсационно.
— Нет, конечно, не буду, раз вы просите. — Репортер явно огорчился: он терял пикантную деталь, вокруг которой можно было построить очерк. — Но это слово вряд ли шокирует наших читателей.
— Да знаю я ваших читателей, — сказала Рут. — Среди них столько же пуристов, лицемеров, ханжей и просто невежественных людей, как и в любом другом месте, и я бы не хотела, чтобы обо мне или моей книге заранее составилось неправильное суждение из-за того, что вы упоминаете о столь волнующем моменте. У меня-то все оправдано контекстом, но, чтобы это понять, надо сначала прочесть книгу.
— По-моему, вы все-таки не правы. — Молодой человек нахмурился. — Хорошо поданная реклама только помогает продать книгу.
— Мне такая реклама не нужна.
— Конечно, нет, — вставила миссис Хэттон. — Нам ведь жить в этом городе.
— Несомненно. Но… — Рут казалось, что она слышит, как он договаривает: «Но не я же виноват в том, что ваша дочь написала книгу, о которой стесняется говорить».
И она решила положить конец интервью.
— Вы все выяснили, что вам нужно для статьи?