Сегодня - позавчера 2
Шрифт:
Паркетник завёлся. Вам бы ребята, тогда сразу завестись и свалить. Но, на что я и рассчитывал, решили покарать наглеца, что влетел в вас и побил вашу машину и драгоценные морды. А теперь мы поедем в одно тихое местечко.
Когда-то это был коровник. От него осталось немногое. Шифер растащили, скот порезали, оборудование сдали в металлолом. Тут даже навозом пахнуть перестало. А самое ценное - до ближайшего жилого дома - 5 км. Хоть стреляй - никто не услышит.
Охранника я приторочил к толстой стальной скобе, что даже "заботливые" наши крестьяне не смогли выдернуть.
А вот Отмороз был распят в стойле и приготовлен для вдумчивой беседы. А пока он был в беспамятстве, я сделал себе перевязку. Мне повезло - пуля прошла ниже рёбер, раскроив кожу и мясо. Рана длинная, кровищи натекло много, но рана поверхностная. Вот ментам будет радости - крови моей будет кругом - море. А так - тест ДНК - и вот он, подозреваемый. Пролил рану перекисью - зашипело, кровотечение утихло. Соединяя края раны пальцами, заливал её суперклеем, пара секунд - схватывался, можно дальше клеить. О дезинфекции, антисанитарии, заражении крови - я не думал.
Отмороз пришёл в себя, начал верещать, пугать. Обещал мне семь самых страшных казней. И другую подобную, вполне ожидаемую чушь. Я заткнул ему рот кляпом. Таким, специальным, в сексшопах продаётся.
– Ты забыл мне напомнить о правах человека и Гаагском трибунале. А теперь слушай сюда. Мне совершенно перпендикулярно - кто ты и что ты. Если ты мне расскажешь всё, что мне нужно, будешь жить, будешь молчать - будет больно.
И, чтобы слова не расходились с делом, откусил ему кусачками мизинец на ноге.
Не сильно помогло. Когда на его ногах осталось пять пальцев на две ноги, он наконец, заткнулся.
Я обработал ему раны. Так, слегка. Чтоб кровью не истёк. Вколол ему противостолбнячную сыворотку и противошоковое.
Когда он очнулся, вынул кляп.
– Поговорим?
– Ты кто?
– спросил он.
Я запихал кляп на место:
– Вопрос не верный.
И пнул его по почкам. Когда он проорался, вынул кляп.
– Поговорим?
Он закивал.
– Что тебе нужно... от меня?
– Вот, это правильный вопрос. В этом городе убили и сожгли спортсменку. Мастера спорта по кикбоксингу. Твоих обезьян видели пасущими за ней. Зачем? Кто дал приказ? Кто убил её? Кто давал приказ?
Он ответил, что не понимает, о чём я.
Наш неплодотворный разговор продолжался 2,5 часа. Я даже притомился. Отморозок стал совсем инвалидом. За это время я узнал многое, но к своей цели почти не приблизился. Отмороз говорил, что увлёкся моей женой, но не получил взаимности. Он приставил двух своих шестёрок пасти за ней. Но эти двое пропали. Последнее, что они доложили - её остановили менты. Гаишники. Но, странные гаишники. В фуражках, форменных рубахах, желтухах, с палками, автоматами, но в крассовках. Один в красных, другой в белых.
И она пропала. Но, он догадывается, кто причастен. Есть, по его словам, такая международная мегаструктура. Чудовищно мощная, всесильная. Занимается трансплантацией внутренних органов. И этот отмороз знал, а я не знал, что мою любимую похоронили без сердца и одной почки.
И Полкан спрашивал про медкомиссию.
Я зря искалечил этого парня? Получается, так.
Я выволок обоих из коровника, отволок подальше. В углу у меня стояли две канистры с бензином. Я залил коровник бензином, поджёг. Я не собирался облегчать жизнь нашим операм. Пусть ищут. Второй канистрой был подожжен джип.
Я вставил батарейку в телефон калеки, включил, в последних вызовах нашёл абонента "Батя", набрал.
– Ты можешь определить местоположение телефона?
– спросил я, когда мне ответили.
– Да, - после некоторого молчания, ответил сильный, уверенный голос.
– Поспеши.
– Ты знаешь, что ты труп?
– Да. Я знаю.
Не сбрасывая вызова, я положил телефон на шлаковый кирпич.
Я не успел отъехать и километра, увидел огни фар со стороны города. Хорошо, я поехал в сторону областного центра.
Подъезжая к мосту через реку, съехал с дороги, выехал на берег. Побросал в воду все улики - бинты, одежду, славную байкерскую амуницию, даже ботинки. Переоделся и поехал дальше.
Я сегодня числился на работе. Туда и поехал. Принял душ, накровнял, пришлось с хлоркой убирать.
И что теперь? Если это действительно теневой рынок трансплантатов, то дела мои кислее соляной кислоты. Бороться с ними даже более бесполезно, чем с государством. И что мне делать?
Ничего не придумав, решил, что утро вечера мудренее, завалился спать.
Узник
(1942г.)
Сколько летели, как приземлились, куда меня носили, сколько везли - не запомнил. В себя пришёл только на жёстком матрасе в небольшой комнате, едва освещённой тусклой лампочкой на низком потолке. Стены крашены серой краской, белёный потолок разводами. Окон нет, обитая серым железом дверь, тапчан, на котором я лежал, массивный, но простой, без наворотов, стол и два табурета. Туалет типа "очко" был в углу, ничем не огороженный. Камера. Тюрьма. Без суда и следствия. Надо было орать: "Палачи! Душегубы! Кровавое ЧэКа! Диктатура! Пятьсотмильёновнивинноубиенных!", но я не стал. Я их прекрасно понимал, уже привык. Для этого времени - дело привычное. Сам поступил бы так же на их месте. На кону стоит и всё, и разом. Тут не до эфемерных прав человека или мнимых "свобод". Только эффективность. Ради свободы. Ради жизни.
Я несколько часов лежал неподвижно. То пялился в потолок, то дремал. Потом загремел замок, вошёл дюжий мордоворот без знаков различия, поставил на стол дымящийся котелок, кружку, накрытую куском чёрного хлеба, пачку папирос и пепельницу, так же молча вышел.
А жизнь-то налаживается! Картошка с мясом! Сладкий чай! Толстый кусок душистого хлеба! Я наелся! Хлебом дочиста выскоблил котелок, поставил всё на край стола и опять лёг. С сытости даже уснул. И даже не слышал, как забрали посуду.