Сегодня ты, а завтра
Шрифт:
Кочан долго отказывался ехать с нами. Но без него мы бы никак не обошлись. Поэтому, силком затолкав его в машину, мы двинулись за город.
Грязнов действовал прямо-таки как полководец. Он спланировал настоящую армейскую операцию. С нами ехало пятьдесят вооруженных омоновцев в двух автобусах, машина оперативной связи, два бронированных «воронка», чтобы было куда сажать арестованных, «рафик» с оперативниками, ну и наша машина.
– Слушай, как это получилось, что Балабан живет в самом Очакове, Слава?
– Я все разузнал. Это маленький поселок рядом
Если бы у меня на руках не было бы санкции на арест и обыск, подписанной генеральым прокурором, нас бы даже близко не подпустили к поселку Лучистый (именно так он назывался). Милицейские посты стояли буквально через каждые двадцать метров. Ничего не скажешь, покой государственных чиновников у нас охраняют бдительно. Правда, этого не скажешь обо всех остальных.
Не доезжая до поселка, мы выгрузили омоновцев, которые рассредоточились по территории и двинулись в указанном направлении, постепенно сужая круг. Вслед за ними вышли и мы, таща за собой продолжавшего упираться Кочана.
Наконец по рации Грязнову сообщили, что по периметру забора завершено формирование оцепления. Это значило, что с этой минуты никто не сможет ни войти, ни выйти с территории коттеджа без нашего ведома. Ну, разумеется, исключая воздушный и подземный пути.
Забор у Балабана был что надо. Высокий, бетонный, с густыми витками колючей проволоки-стежки поверху. Судя по тому, что кое-где поблескивали белые фарфоровые изоляторы, она к тому же находилась под напряжением. По углам на металлических кронштейнах крепились телекамеры внешнего наблюдения. Ребята Грязнова знали свое дело, и наверняка ни одна из них уже не работала.
Мы вышли к главному входу втроем – я, Грязнов и Кочан. За минуту до того, как мы появились в поле зрения телекамеры, двое омоновцев надели на ее объектив черный пластмассовый колпачок. Поэтому я был уверен: охранники Балабана лишь зафиксировали, что камеры внезапно вышли из строя.
Рядом с воротами находился серый пластмассовый ящичек связи с охраной. Кочан, жалобно поглядывая на нас, нажал на кнопку.
– Назовите ваше имя, – донеслось из динамика.
– Эт-то Кочан, э-э... у меня назначена встреча.
– Одну минуту.
Звуки в динамике стихли. Через минуту снова донесся голос, но же другой:
– Здорово, Кочан!
Кочан побледнел, покраснел, покрылся пятнами и вытаращил глаза.
– Это Балабан! – прошептал он.
– Говори! – приказал я.
Балабан продолжал:
– Ты, я вижу, с собой гостей привел? Да еще с целым полком омоновцев! Чего же раньше не предупредил? Я бы подготовился.
Значит, кроме обычных камер есть еще и скрытые! Дальше в конспирации смысла не было, я отодвинул Кочана в сторону и сказал в микрофон:
– Гражданин Балабанов, у нас есть санкция генерального прокурора на ваш арест и обыск в вашем доме. Прошу вас немедленно впустить нас в дом.
Из динамика раздалось громкое фырканье:
– Как ваша фамилия?
– Я Турецкий, старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры России. Здесь же находится начальник Московского уголовного розыска Грязнов.
– Знаете, гражданин Турецкий, я вас не ждал. А незваный гость, сами понимаете... Поэтому заходите-ка лучше завтра. Часика в два.
Ну ничего себе! Такой наглости я еще не встречал. Грязнов отодвинул меня в сторону и жестко сказал:
– Даю вам минуту на то, чтобы впустить нас. Если через минуту ворота не будут открыты, это будет расценено как злостное сопротивление властям. И будут приняты меры к штурму! Время пошло.
В динамике раздавалось тяжелое дыхание. Видимо, Балабан решал, что делать. Наверняка у него есть свои люди в высших эшелонах власти – только у людей, связанных с ними, может быть такая наглая уверенность в собственной безнаказанности. Однако хватит ли этой уверенности для того, чтобы вступить с нами в бой?! А ведь случится именно это, если он нас не впустит.
– Осталось тридцать секунд, – произнес Грязнов, глядя на часы.
– Ну зачем же так грубо, господин Грязнов. Если вы так настаиваете, то конечно... – наконец ответил Балабан.
Щелкнул замок, и ворота распахнулись. Два здоровенных бугая с отрытой неприязнью поглядели на нас и отошли в сторону. Мы втроем с Кочаном вошли на территорию дачи, вслед за нами въехал «рафик» с оперативниками и несколькими омоновцами. Думаю, что если бы мы не взяли с собой ОМОН, то вряд ли Балабан впустил бы нас.
Забор, окружающий дом, был так высок, что мы видели лишь часть крыши. Теперь он предстал перед нами во всей красе. Надо сказать, Балабан жил не просто в большом доме. Строение напоминало средневековый замок, высотку на Краснопресненской и здание бывшего СЭВа одновременно. Здесь были шпили над черепичными крышами, крепостные зубцы на башенках, статуи по углам и алюминиево-стеклянные куполообразные конструкции, венчающие жилище Балабана. В общем, дачей этот дом назвать не поворачивался язык. Усадьбы Шереметева и Голицына бледнели перед ним. Думаю, что даже Рокфеллер позавидовал бы Балабану.
У высокого крыльца, по бокам украшенного бронзовыми львами, нас встретил хмурый «бык» с помповым ружьем наперевес. Он открыл тяжелую дубовую дверь и впустил нас в дом.
Пожалуй, вестибюль Большого театра отдыхал бы в сравнении с прихожей Балабана. Мрамор, бронза, канделябры, огромная хрустальная люстра на потолке... И широченная лестница, ведущая на второй этаж.
Хмурый охранник встал, явно приглашая нас подождать. Мы остановились. Через несколько секунд на мраморной лестнице появился человек. Приветливо улыбаясь, он спускался к нам, и чем больше он приближался, тем яснее становилось – я его уже видел. И не где-то, а по телевизору. И не в передаче «Человек и закон», а в программе «Время». В самом начале, когда передают наиболее важные новости, связанные с правительством, политикой и так далее.