Сегодня ты, а завтра
Шрифт:
И ходить бы Славику Сергееву вечной мишенью для шуток да довольно болезненных тычков, если бы не встреча с Митрошиным...
Митрошин был местным участковым, и его, естественно, никто не любил. А вы можете назвать хотя бы одного участкового, которого любят? Да просто нет таких. Боятся – да, такие встречаются сплошь и рядом. Уважают – наверное, есть и подобные экземпляры. Но чтобы любили! Нет, это из разряда розовых статеек из газет и передач по «ящику». В России издавна повелось опасаться городовых, приставов и прочих жандармских чинов (если задуматься, то разницы между тем приставом и нынешним участковым нет никакой!). Ну не любят у нас власть в любой форме, в любом проявлении, не
Милиционера Митрошина не просто не любили, его ненавидели.
Своей колоритной внешностью он напоминал былинных русских богатырей. Рост два метра и почти четыре сантиметра. Вес соответствующий, килограммов полтораста, не меньше (а если зимой, в тулупе, в валенках, да еще при полной амуниции – и все двести кило потянет!). Вечно насупленные густые брови, гигантский нос-картошка и красный цвет лица. В довершение к портрету можно добавить лопатообразные ручищи. Одним словом, как сказал классик, «руки – крюки, морда – ящиком». И если внешний вид участкового вызывал довольно отталкивающее впечатление, то характер – крайнюю степень человеконенавистничества. Словно он, Митрошин, когда-то давным-давно решил: его не любят – хорошо, посмотрим, он будет платить людям тем же...
Участковый будто мстил окружающим за эту нелюбовь. Например, поймает старушек, торгующих семечками возле магазина, и давай над ними изгаляться:
– Ну что, буржуйки недобитые, попались?
– Да мы, Иваныч, не буржуйки...
– Ха! А кто же?
– Так, стоим просто...
– Ну-ну... Значит, стоите просто. А это что? – В голосе участкового звучит уставной металл. – Ведь торгуете?
А что тут ответишь, раз попались. Вон они, сумки-то проклятые, прямо здесь, под ногами. Как с сумками семидесятитрехлетней убежать? Как же теперь от них отвертишься? Но вертеться нужно, вот ведь жизнь настала, так ее растак!
И начинают пойманные канючить:
– Разве это торговля?
– А что это?
– Всего два кулечка с утра продали...
– Два?!
– Ну три. Или четыре. Кто же считает! Отпустил бы ты нас, Иваныч...
Митрошин бронзовеет прямо на глазах. Теперь это не человек, а буква закона. Того самого противного закона, который никому (никому!) не нравится, но за который все голосуют. Голос участкового густеет, и без того свекольное лицо наливается кровью.
– Так, лицензия есть? А накладные? А расходные ордера?...
Молчат старушки, что им ответить. Ну какая у них может быть лицензия?! Они и слова-то эти слышали только по телевизору (у кого он еще есть!).
– Чего молчите?
Молчат.
– Ну?!
И вновь в ответ тишина. Только кто-нибудь вновь жалобно протянет:
– Отпустил бы ты нас, Иваныч...
Нет, не отпустит. И мзду брать не будет. Не такой. Не приучен. А возьмет кошелки с семечками – и в грязь вытряхнет. А еще сапожищами пройдется взад-вперед. Из вредности. Потому что не только с торговками себя так ведет Митрошин. Со всеми. И с вечерней шпаной, и с алкашами возле пивного ларька... Мелкую промашку допустил человек или крупную – не важно. Если к Митрошину в лапы попался, то, считай, все, не вырваться. Пока душу из тебя не вынет – не отпустит. Если хулиганишь, то кулаком в морду двинет и руку вывихнет. Если пьяный лежишь, то последние деньги заберет и на весь белый свет опозорить постарается. Если просто попадешься без паспорта, то задержит – отведет к себе в кутузку, и давай часа четыре мурыжить, поставив посреди комнаты (и не даст ведь присесть, гад!)... Почему? А Бог его знает. Вроде и по службе расти ему некуда, и возраст у него солидный, и третью маленькую звездочку (участковый был в звании лейтенанта) дадут только перед тем, как вытолкнуть на пенсию.
Вот с таким человеком и встретился Славик Сергеев.
Не просто встретился – спас его...
Славик возвращался из школы, когда уже было темно. Шел через пустырь, насвистывая марш из известной композиции группы «Любэ». Группу в Люберцах не то чтобы любили – боготворили, и Славик, естественно, не был исключением из правила. Уж что-что, а патриотизм (пусть даже такой, местечковый) у него был.
Итак, Славик возвращался коротким путем через пустырь, когда дорогу ему преградила чья-то гигантская тень. Первая мысль, мелькнувшая у подростка, – все, попался, снова будут деньги просить! Отнимать деньги или «шакалить» у подростков считалось в городке нормой, на которую уже никто не обращал особого внимания. Ну подойдут, ну заберут мелочь – что же из этого! Подумаешь! Главное, чтобы морду не набили. А то вон сломали же бедняге Валяеву переносицу самодельным кастетом. Впрочем, Валяеву вечно не везет...
Размышляя таким образом, Славик уже сунул было левую руку в карман, чтобы выгрести оттуда мелочь и показать «шакалам» – мол, брать у него особо нечего... И вдруг замер. Он узнал человека, который преградил ему дорогу. Это был участковый Митрошин.
Милиционер стоял, чуть покачиваясь, и в первый момент Славик подумал, что тот пьян. Но это было не так. Митрошин тяжело поднял руку, что-то прошептал и неожиданно со всего маху «поцеловал землю» – рухнул прямо лицом в сухую дорожную пыль. И только тут Славик разглядел, что из спины у милиционера торчала рукоятка ножа...
Вот это да!
Странно, но мальчишка совсем не испытал страха. Первая реакция – любопытство. Ничего себе! Гроза микрорайона лежит у него под ногами с финкой между лопаток... Если кому рассказать, не поверят. Это надо же, как ему повезло! Славик даже машинально огляделся, отыскивая взглядом хоть кого-нибудь из знакомых мальчишек. Но приятелей вокруг не было. Только ветер вдруг хищно прошелестел над пустырем, прошелестел и затих.
Славик несколько раз мигнул. Нет, это ему не привиделось. Митрошин не исчез. Он лежал огромной бычьей тушей, тяжело дышал в землю, словно что-то бормотал, но что именно – не разобрать. Нож, который торчал в его спине, время от времени едва покачивался в такт слабому шевелению тела.
Мальчишка осторожно шагнул вперед, протянул руку... У него в голове вдруг мелькнула безумная (а какая еще!) мысль. Оружие! У милиционера должен быть пистолет. Как же это, мент и без пушки. Вон она, кобура, совсем близко. Сейчас он достанет табельный ПМ и даст деру. Вот сейчас...
Неожиданно предательски зазвенела мелочь. Это Славик забыл от волнения, что протянул к заветному пистолету ту самую руку, в которой были приготовлены монетки для «шакалов».
О черт! Надо же так опростоволоситься. Вот дурак! Но ничего, ничего... Спокойствие, только спокойствие. Еще немного, и все будет о'кей...
– Помоги, – неожиданно четко произнес Митрошин.
– Чего?! – Рука задрожала и повисла в воздухе всего в нескольких сантиметрах от кобуры.
– Помоги, – слабо повторил участковый. И затих.
Славик вернулся на грешную землю. Приключение кончилось. Из него словно выпустили воздух. Все стало обыденным и простым. Перед ним лежал и просил о помощи раненый человек.
Как сумел обыкновенный, да к тому же довольно хлипкий шестиклассник дотащить огромного Митрошина до остановки автобуса, остается тайной. Но ведь приволок! Прямо с ножом в спине и дотащил. Потом врачи сказали: молодец, что не попытался вытащить застрявшее лезвие, а то бы Митрошину точно не жить. А так – ничего, выжил. Везунчик. Кто его ударил, так и не узнали. Участковый на эту тему не любил распространяться. Лишь хмуро пояснял во время следствия: