Сегодня ты, а завтра
Шрифт:
Хоть и не хотелось мне этого делать, но пришлось навестить наших спящих пленников и основательно обшарить их карманы. К счастью, большинство из них оказались богатенькими буратинами – мы насчитали тысячу двадцать четыре доллара мятыми купюрами номиналом не выше сотни. Теперь нужно было позвонить.
Мы совершили большой кружной путь, обходя людные места, и забрели в затерявшийся между портовых построек затрапезный бар с включенной среди бела дня неоновой вывеской «Эль гаучо», который, судя по названию, содержал мексиканец, и, устроившись за грязной стойкой, заказали выпить и телефонный разговор с Гаваной. Завсегдатаи, дымившие сигарами и пившие виски
Получив порцию текилы, я что есть духу хряпнул стакан толстым и тяжелым дном об стойку и, убедившись, что гидравлический удар в нем имеет место быть, опрокинул содержимое в глотку, но до конца насладиться специфическим вкусом голубой агавы в спокойной обстановке мне не удалось – уже соединили с российским посольством в Гаване.
Я не стал разговаривать прямо у стойки, а убрался в кабинку, чтобы поговорить с земляком на родном языке. Когда я вернулся, Кэт доедала что-то кроваво-красное, где плавала фасоль и целые стручки перца. Я заказал себе то же самое и нашел, что кушанье весьма недурственно, особенно если иметь с собой огнетушитель, чтобы гасить пожар во рту и пищеводе.
К сожалению, проблема борьбы с чудовищными вкусовыми ощущениями была не единственной. Наш человек в Гаване, увы, со скрипом согласился переправить в Москву одного человека, ну максимум двоих. Второй – естественно я, а первый – Беляк, и куда теперь девать его архаровцев – непонятно.
– Ну давай их отпустим, – предложила Кэт.
– А не жалко?
– Жалко, конечно.
– Преступник должен сидеть в тюрьме, – с пафосом перефразировал я реплику любимого киногероя.
– Согласна, но я не могу вот так пойти в полицейский участок и сказать: арестуйте этих ребят, они опасны для общества и должны сидеть в тюрьме. Меня в лучшем случае пошлют к черту и предложат убраться на все четыре стороны вместе со всей компанией, а в худшем – упекут за решетку до выяснения личности и будут месяца два рассылать запросы по всем инстанциям, кто я есть и не сбежала ли я из сумасшедшего дома. И вот тогда...
– Ну тогда давай отвезем их обратно, сдадим первому же патрульному. – рассердился я.
– А лучше ты ничего не мог придумать?
Да, идея действительно не блестящая, одна хоть и вооруженная, но женщина с десятком хоть и сонных, но убийц – опасная комбинация. Я еще поднапрягся и выдал вариант, способный удовлетворить всех.
– Выбросим их где-нибудь за городом, а потом анонимно позвоним в полицию. Пока наши друзья очухаются, понаедут местные фараоны и повяжут их тепленькими.
Так мы и поступили. Ночью выехали за пределы порта, свалили всех, кроме Беляка, с завязанными глазами на болотистой поляне, в тени елок и осин, из ближайшего автомата уведомили полицию о банде головорезов, отдыхающих за городом перед налетом на крупнейший в Нью-Джерси банк.
– Ну теперь куда? – поинтересовалась Кэт, когда мы вернулись на наше местечко в порту, – ближайшее российское посольство в городе, куда, как ты понимаешь, соваться нам не следует.
– Согласен, я тоже думаю, что нам не стоит туда соваться. Уж наверняка в столице найдется пара-тройка агентов ФБР, которые непременно попадутся нам на пути. Просто по закону подлости.
– Тогда куда?
– Туда, где нет и не может быть никакого ФБР.
– Ты думаешь, на свете есть такое место?
– Да! Это остров Свободы. Естественно, свободы от ФБР. Куба! Вот оттуда мы благополучно, руководствуясь старыми принципами социалистической взаимопомощи, и вывезем Беляка.
Сказать было, конечно, гораздо проще, чем сделать. Но, как известно с раннего детства, кто ищет, тот всегда найдет. И в конце концов я нашел-таки матроса маленького уругвайского рыбачьего судна, который обещал нам подсобить.
Торговались мы, как на китайском базаре: я начал с двухсот баксов, он – с десяти тысяч. Но поскольку каждый из нас понимал непомерность своих требований, очень быстро мы достигли консенсуса в размере двух тысяч американских долларов. Правда, матрос потребовал предоплату и был просто шокирован, когда половину суммы ему предложили одной бумажкой, пришлось даже сходить в банк, чтобы он удостоверился, что мы ее не нарисовали.
Но, несмотря на то что соглашение было достигнуто и даже спрыснуто доброй порцией виски, матрос, поглубже вникнув в план и особенно в маршрут предполагаемого путешествия, стал кричать про таможню, уродов чиновников и береговую охрану – в общем, наотрез отказался перевозить Беляка. Вместе мы пришли к выводу, что раз второго живого человека вывезти невозможно, то вывезем в другом физическом состоянии. То есть мертвого. Не по-настоящему, конечно, понарошку. Пришлось обратиться в похоронное бюро, где нам за вполне скромную сумму отпустили симпатичный гроб, даже без покойника.
Жаль, что я не захватил с собой чудный двухдолларовый костюмчик от Бронштейна. Евсею он бы несомненно оказался впору.
Еще я прикупил себе черную рубашку и черный галстук, чтобы все, кто мог бы усомниться, не сомневались, что убитый горем родственник действительно перевозит прах достопочтенного усопшего из Нью-Йорка в Чампа-Ларго (это такой городишко на самой границе с Гватемалой, я его на карте выискал).
– Когда тебя снова занесет к нам? – спросила Кэт. Гроб уже благополучно загрузили, и мы стояли на выщербленном бетоне пирса, чувствуя себя немного неловко под любопытными взглядами нашего матроса.
– Когда истечет срок давности за шпионаж.
– Тогда будем прощаться навсегда.
– А может, лучше ты к нам, я тебя с дочкой познакомлю.
– Постараюсь.
Однако не получалось у нас счастливого расставания. В общем, я поцеловал Кэт, стараясь вложить в эту акцию все чувства, которые к ней испытывал и вообще, и в данный момент особенно и которые почему-то никак не желали облекаться в слова. И, глядя с борта воняющего рыбой кораблика на ее одинокую фигурку у самого края неотвратимо удаляющегося американского берега, я совокупно с уругвайским судном, разумеется, взял курс на юг, не корысти ради, а токмо волею долга перед отчизной, собираясь прибавить к шпионажу в Соединенных Штатах еще и незаконное пересечение границы социалистической Кубы.
Чтобы плавать по Атлантическому океану на маленьком судне, требуется, как я понял, особая твердость духа, что-то сродни йоге. Усилием воли нужно подавить стоны организма и заставить себя любоваться пейзажем, который, надо признаться, удивительно однообразен – одна вода, сплошная вода, и ничего, кроме воды. Единственная мысль согревала меня: Беляку в его гробу даже эта маленькая радость жизни недоступна. Все время своего нежеланного круиза он вел себя тихо, может, не отошел от предусмотрительно всыпанного в глотку снотворного, а может, до смерти перепугался и предпочитал помалкивать. Тревожить его у меня не было никакого желания: не тронь... – не испортишь атмосферу.