Сегодня ты, а завтра
Шрифт:
В атмосфере царил свой праздник: день выворачивания наизнанку. Стремясь скрасить свое существование, я перебрался на мостик, где дежурил мой матрос, предполагая, что он окажется словоохотливым малым и станет потчевать меня всяческими историями, как подобает морскому волку, вдобавок занимающемуся контрабандой. Он обрадовался собеседнику, но от компаса не оторвался и стал интересоваться жестами, как, мол, погодка. Поддерживать данную тему мне как-то не хотелось. Я уклончиво пожал плечами: бывает и хуже – и удалился восвояси. Оставалось ждать пересадки на более дружественный корабль и надеяться, что там-то уж удастся вздохнуть полной грудью.
Да,
Однако особых иллюзий насчет того, что все получится, как задумано, я не питал. Беляка взял – все, лимит везенья исчерпан, дорогой товарищ Турецкий, нечего раскатывать губу и ждать от судьбы приза. Путь твой по законам теории вероятностей усыпан мелкими и средними неприятностями. И роптать вроде грешно: у меня в черном ящике бесценный приз и в чемодане солидный довесок. Другое дело, что мне перепадет от всего этого. За первый, конечно, благодарность и зарплата как-нибудь, за второй – тоже спасибо скажут, еще и покосятся: не причастился ли к награбленным у американского народа ценностям? Российский бюджет опять же пополню, есть повод собой гордиться.
Понемногу, спустя много часов, я поймал такт бортовой и кормовой качки и начал клевать носом, но счастью моему не суждено было сбыться. Матрос быстро заговорил что-то по-испански, тыкая пальцем в сторону горизонта, который, замечу в скобках, в океане со всех сторон. Прямо по курсу маячила черная точка, которая при нашем приближении оказалась судном с горделиво реющим родным флагом на мачте.
– Скорее! – потребовал матрос. – Волнение слишком сильное, меня еще опрокинет. – От российского судна нас отделяло метров сто, если не больше. Как я их преодолею со своей поклажей, его, похоже, нисколько не заботило.
– Ну так давай, подруливай ближе! – возмутился я.
– Ближе нельзя! Сказал же: волнение сильное, сам, что ли, не видишь? Хочешь, чтобы нас разнесло в щепки?
– И что мне теперь прикажешь делать? Прыгать с грузом за борт и молиться, чтобы меня подобрали, прежде чем я начну пускать пузыри?
– А я почем знаю?! Я свою работу сделал – довез тебя, как договаривались. Все, хорош трепаться! Вываливай со своим барахлом!
Голосу разума он внимать не собирался, пришлось прибегнуть к непопулярным мерам. Не говоря ни слова, я вытащил пистолет. Он, также молча, все осознал, вернулся к штурвалу и стал приближаться к борту, обходя судно с подветренной стороны. Я залюбовался картиной: прямо по-ленински, вооруженный рабочий за спиной буржуазного спеца-саботажника. Тот кипит от ненависти, но работает на благо революции.
– В Гаване будем через двенадцать часов, если шторм не усилится. – Капитану странным образом удавалось сохранять вертикальное положение. Я держался за поручни и раскачивался вместе с кораблем.
– А если усилится?
– Через двенадцать с половиной. Как вы собираетесь сойти на берег? У вас все документы в порядке? Мне ничего толком не объяснили, кроме того что вас нужно взять на борт и оказывать всяческое содействие.
Капитан уже успел связаться с родиной по рации.
– Документов у меня нет. Документы летят самолетом Аэрофлота. Потом сотрудник нашего посольства пронесет их на корабль.
– Какого числа рейс?
– Понятия не имею. – Я об этом не думал. Выходит, я могу проторчать здесь целую неделю, а то и дней десять?!
– Мы стоим четверо суток, – сухо заметил капитан.
– А вы можете связаться с Гаваной или Москвой и узнать, когда ближайший рейс на Кубу?
Он посмотрел на меня как на полного придурка. Мне стало обидно:
– Послушайте, не надо делать такое лицо! Я что, Джеймс Бонд, по-вашему? Я следователь Генпрокуратуры. Если по-хорошему – должен сейчас сидеть в своем кабинете, а не в море болтаться, провоцировать Карибские кризисы.
Ждать мне, как выяснилось, придется до завтра: вполне по-божески, но терпение мое было на исходе. Я не находил себе места и не мог придумать никакого занятия, чтобы убить время. Беляк все еще не очухался от наркоза: в сознание пришел, но соображал туго или только делал вид. Его заперли в пустующем помещении склада медикаментов при лазарете. На всякий случай, пока на судне находились официальные кубинские представители, я неотлучно находился при нем. От этого деятеля можно ждать любой выходки.
Беляк был вял, перегрызть руку, скованную наручниками, пробить лбом обшивку судна или другим неслыханным способом совершить дерзкий побег не пытался. Зато принялся расшатывать мою неподкупность и склонять меня к вступлению на стезю порока. Начал он с вполне закономерного вопроса:
– Где мы? И какого хрена меня шатает? – Однако с воображением у него было туго. Не найдя разумного объяснения, он дико выпучил глаза и захрипел: – Ты что, Турецкий, решил меня отравить? Пристрелить не смог и теперь травишь, как баба?
Видно, забыл, каким образом они меня притащили в свое логово.
– Таких, как ты, Беляк, я бы вправду изводил дихлофосом.
– Таких, как я? – переспросил он иронически. – Таких, как я, больше нет! Запомни, ты, мусор легавый.
Мне стало даже смешно:
– Мусор легавый, говоришь? Ты у нас прямо языковед-энтузиаст: вот новую тавтологию сконструировал. Послушай, ты хоть в школе-то учился? Или не помнишь уже? Память отшибло?
– Не переживай! Скоро мозги тебе вышибут! Это тебе обещаю я, Беляк! Можешь подсуетиться – заказать заранее панихиду. – Он попытался состроить презрительно-угрожающую гримасу, но общая слабость и качка, дававшая себя знать даже у причала, делали его отвратительную рожу весьма комичной. В нынешнем своем состоянии он был способен испугать разве что унитаз. Но Беляк со стороны себя не видел и потому продолжал грозить мне смертными муками, пока ему не сделалось совсем дурно от морской болезни. В минуты слабости его посещали, по-видимому, вполне человеческие мысли: он вновь поинтересовался местом нашего пребывания.
Мне захотелось немного поиздеваться:
– Хочешь любимый анекдот расскажу, чтобы ты так не мучился?
– Валяй, – снизошел Беляк.
– Мальчик в троллейбусе передает талон наркоману: «Дяденька! Закомпостируйте!» Тот – соседу: «Солдатик, закоцай талончик».
– Я не солдат, – подхватил Беляк, – я матрос. Наркоша оборачивается: «Слышь, пацан! Мы на корабле!»
Некоторое время он сопоставлял факты и делал логические выводы. В итоге ошарашенно спросил:
– На каком, блин, корабле?!