Сёгун
Шрифт:
Торанага кивнул и попросил объяснить всем остальным. Ябу это не огорчило – план был умный и сложный: Мисуно, его брат, на деньги, полученные от Анджин-сана, подобрался к помощнику повара, внедрившемуся на личную кухню Джикья…
– Не так уж дорого! – похвастался Ябу. – Пять сотен коку за возможность зайти с юга!
Хиро-Мацу жестко сказал Торанаге:
– Прошу меня простить, но я думаю, что это грязная история.
Торанага улыбнулся:
– Измена – оружия войны.
– Но не для самурая.
Ябу возмутился:
– Простите, господин Хиро-Мацу, думаю, вы не имели
– Он не имел в виду оскорбить вас. Не так ли, Хиро-Мацу-сама? – вмешался Торанага.
– Нет, господин, – проворчал старый генерал. – Прошу прощения.
– Яды, заговоры, предательство, убийства всегда служили оружием в войнах, старина, – примирительно подвел итог Торанага. – Джикья был врагом и глупцом. Пять сотен коку за южный путь – ничто! Ябу-сама сослужил мне хорошую службу. Здесь и в Осаке.
– Я всегда готов верно служить вам, господин.
– Благодарю вас. Объясните, пожалуйста, почему вы убили капитана Самиери перед нападением ниндзя, – потребовал Торанага.
Выражение лица Ябу не изменилось. С ним, как всегда, меч Ёситомо, рука, как всегда свободна, на рукоятке:
– Кто это говорит? Кто обвиняет меня в этом, господин?
Торанага указал на группу коричневых в сорока шагах:
– Эти люди! Косами-сан, подойдите сюда, пожалуйста. Молодой самурай спешился, хромая, подошел и поклонился. Ябу пристально посмотрел на него:
– Кто вы, приятель?
– Сокура Косами, из десятого полка; назначен телохранителем госпожи Киритсубо в Осаке, господин. Вы поставили меня на пост у входа в вашу комнату – и комнату Самиери-сана – в ночь нападения ниндзя.
– Не помню вас. Вы осмелились сказать, что я убил Самиери?
Юноша заколебался. Торанага потребовал;
– Скажите ему!
Косами заговорил:
– У меня едва хватило времени, господин, перед тем как ниндзя на нас напали, открыть дверь и крикнуть Самиери-сану: «Тревога!» Но он не двигался, – прошу прощения, господин. – Он обратился к Торанаге, чувствуя себя неуютно под направленными на него пристальными взглядами. – Он был… он всегда так чутко спал, господин, хватало одного мгновения… Вот и все, господин.
– Вы вошли в комнату? Пытались растолкать его? – настаивал Ябу.
– Нет, господин. Ниндзя наступали так быстро, что мы отошли и контратаковали. Все было, как я сказал…
Ябу посмотрел на Торанагу:
– Самиери-сан был на посту два дня. Он был очень истощен, – мы все устали. Что это доказывает? – задал он вопрос всем.
– Ничего, – все еще дружелюбно согласился Торанага. – Но потом, Косами-сан, вы вернулись в комнату?
– Да, господин. Самиери-сан все еще лежал на футонах, как я застал его в прошлый раз, и… в комнате все было в полном порядке, совсем все, господин. А он был зарезан ножом, господин, ударом в спину. Я думал тогда – ниндзя – и ни о чем не помышлял, пока меня не допросил Оми-сан.
– Ах! – Ябу повернулся к племяннику, вся его внутренняя энергия сконцентрировалась на том, кто его выдал, – он прикидывал расстояние между ними. – Так вы допрашивали его?
– Да, господин, – ответил Оми. – Господин Торанага просил меня проверить все показания. Здесь была одна странность, о которой я должен был сообщить нашему господину.
– Одна странность? А есть и еще?
– Согласно приказам господина Торанага я опросил всех слуг, которые уцелели после нападения ниндзя, господин. Таких оказалось двое. Извините, но они оба говорят, что вы прошли через их комнату с одним самураем и вскоре вернулись один, крича: «Ниндзя!» Потом они…
– Они бросились на нас и убили беднягу пикой и мечом и чуть не догнали меня. Я должен был отступить, чтобы поднять тревогу, – Ябу следил за Торанагой, осторожно переставляя ноги, чтобы занять более удобную позицию для атаки. – Я уже говорил вам об этом, господин, и в разговоре, и в письменном рапорте. Что эти слуги могли иметь общего со мной?
– Ну, Оми-сан? – потребовал Торанага.
– Простите, Ябу-сама, – продолжал Оми, – но они оба видели, как вы открывали засовы на секретной двери в главной башне, и слышали, как вы говорили: «Я – Касиги Ябу». Это позволило им спрятаться от бойни.
Лицо Ябу ничего не выражало. Внезапно Судару бросился перед Торанагой, чтобы защитить его. В тот же миг меч Хиро-Мацу блеснул у шеи Ябу.
– Стойте! – приказал Торанага.
Меч Хиро-Мацу замер – старик изумительно контролировал свои действия. Ябу не шелохнулся. Он гордо смотрел на них, потом надменно расхохотался.
– Разве я грязный ронин, чтобы нападать на своего сюзерена? Я – Касиги Ябу, владыка Изу, Суруги и Тотоми. – Он прямо посмотрел на Торанагу. – В чем меня обвиняют, господин? В помощи ниндзя? Чушь! Что мне эти фантазии слуг? Они лжецы! Или этот парень, который намекает на что-то, чего я не могу опровергнуть, а он – доказать?
– Доказательств нет, Ябу-сама, – ответил Торанага. – Я полностью с вами согласен: доказательств нет никаких.
– Ябу-сама, но вы все это совершили? – спросил Хиро-Мацу.
– Конечно, нет!
Торанага ответил:
– А я думаю, что да. Все ваши земли конфискуются. Пожалуйста, совершите сеппуку – сегодня же. До середины дня.
Приговор был окончательным. Это был главный момент, к которому Ябу готовился всю свою жизнь.
«Карма, – подумал он. Мозг его лихорадочно работал. – Я ничего не могу поделать – приказ законен… Торанага – мой сюзерен. Они могут отрубить мне голову, или я могу умереть с достоинством… Все равно я уже покойник. Оми выдал меня… Значит, такова моя карма. Всех слуг должны были убить, это входило в план, но вот двое выжили… Это моя карма. Веди себя достойно! – приказал он себе, собирая все свое мужество. – Думай и поступай соответствующим образом».
– Господин, – начал он с показной смелостью, – прежде всего, я не виновен в этих преступлениях – Косами ошибается, а слуги врут. Кроме того, я лучший из боевых генералов, которые у вас есть. Я прошу оказать мне честь возглавить атаку на Токкайдо или позволить занять место в первых рядах в первой же битве – тогда моя смерть принесет вам непосредственную пользу.
Торанага дружелюбно сказал:
– Это хорошее предложение, Ябу-сан, и я от всего сердца с вами согласен, что вы лучший генерал мушкетного полка. Но, прошу прощения, я не доверяю вам. Пожалуйста, совершите сеппуку до полудня.