Секира и меч
Шрифт:
Мстислав нахмурился:
— Не надо нам было тогда убивать Аскольда. Сколько уже от того потерь! Сколько убытков!..
— Что сделано — то сделано, — как-то обеспокоенно произнес Святополк.
А Мстислав вдруг заметил:
— Вряд ли этот ублюдок знает Гомера… — потом, глядя во двор, спросил: — Ты что-нибудь понимаешь, Святополк? Ты что-нибудь видишь?
Тот покачал головой:
— Пока пыль не уляжется, трудно что-нибудь разобрать. Но кажется мне, шум стал громче.
Мстислав начинал распаляться:
— До сих пор не справиться с троими!..
— Один из троих — Глеб, — опять напомнил Святополк.
— Вот заладил! — вскричал князь. — Он что же, не человек? И его нельзя убить мечом?
— Простите, государь, — склонил голову Святополк.
Но князь уже опять расхаживал по трапезной, не в силах подавить волнение. Потом он распахнул дверь и крикнул:
— Эй, кто-нибудь!..
На зов прибежал старик-писарь. Он не мог сказать ни слова, только испуганно тряс козлиной бородкой.
— Что там внизу? — строго спросил Мстислав.
Писарь сразу зачастил:
— Не знаю, господин! Не знаю!.. Но двери на крыльцо открыты… А во дворе такой шум!.. Такой крик — страшно слышать!
— Почему двери открыты?
Старик молчал, челюсть его мелко подрагивала.
Тогда Мстислав велел:
— Пусть кто-нибудь принесет нам оружие.
Писарь тут же растаял в полумраке коридора.
Святополк вопросил из-за спины князя:
— Вы думаете, государь, нам придется сражаться?
— Я не знаю, — очень спокойно ответил князь; он как будто сам удивлялся своему внезапно наступившему спокойствию. — Оружие не помешает… Быть на большой охоте и хотя бы не подержаться за оружие — значит, не причаститься к охоте.
Тут старик-писарь принес два меча.
— Почему ты? — удивился Мстислав. — Где остальные?
Старик все еще дрожал как осиновый лист:
— Я не знаю, господин. Во всем доме никого нет, двери раскрыты. На дворе — сущий ад… И, кажется, они приближаются…
Мстислав и Святополк тревожно переглянулись.
— Хорошо, иди, — отпустил старика Мстислав.
Когда писарь ушел, они заперлись в трапезной.
— Не могу поверить, — сказал Святополк, — что дружина не справится с Глебом.
Молодой князь с сомнением посмотрел на дверь:
— Разве что прорвется случайно.
— И что тогда? — беспокоился Святополк.
— Тогда нам нужно немного продержаться, — Мстислав удивленно поглядел на киевлянина. — Святополк, я не узнаю тебя. Где твои спокойствие и рассудительность?… Мы продержимся немного — если что. А потом подойдет большая дружина. Там у нас человек пятьдесят.
Святополк был совсем мрачен и без всякого воодушевления держал меч:
— Дело в том, что большая дружина уже как будто подошла.
— Да? — обрадовался князь.
— Но ничего не изменилось. Они не смогли остановить Глеба…
— Все равно! Надо тянуть время! — воскликнул Мстислав и бросился к большому дубовому столу. — Давай-ка пододвинем это к двери.
Они подтащили ко входу в трапезную стол, на стол навалили лавки, табуреты и еще какую-то мелочь.
Мстислав посмеялся:
— Не слишком-то геройски мы себя ведем!
А Святополку было не до смеха:
— Ох, государь, я начинаю жалеть, что однажды уехал из Киева…
Мстислав хотел было что-то ответить, но здесь оба они услышали, что шум битвы стал много громче, — как видно, дрались уже в доме. Доносящиеся до слуха крики были страшны. От этих криков прямо-таки стыла в жилах кровь. Князь сумел пересилить страх, сказал:
— Быть может, нам открыть дверь и встретить Глеба с честью на пороге? Старый Владимир, отец мой, именно так бы и поступил.
Побледневший Святополк ответил:
— Что честь? Жизнь дороже.
И он удержал молодого князя за руку.
…Пока Глеб стряхивал с плеч разъяренных воинов, Волк и Щелкун пытались закрыть двери. Но это им не удалось. Дружина вламывалась в дом, как таран. В пылу сражения воины позабыли, что такое страх. Все будто обезумели от злобы, от вида крови, от бранных слов, изливавшихся потоком.
Рябой и с ним пять-шесть воинов сумели опередить Глеба и ощетинились мечами на лестнице, ведущей наверх.
Глеб прокричал:
— Опять ты!
Рябой ответил:
— Дальше не пройдешь!..
Тогда Глеб засмеялся:
— Одумайся! Было бы кого защищать! Они завтра съедят твоих детей…
— Ты умрешь! — Рябой, не подпуская Глеба, размахивал клинком.
Тогда Глеб ударил его ногой в колено. Рябой вскрикнул от боли и замер на мгновение. Этого мгновения Глебу оказалось достаточно. Глеб рассек Рябого от чела до чресел. Того не уберегли от страшного удара ни шлем, ни железные доспехи.
Не издав ни звука, Рябой рухнул на ступеньки. А побратимы его, видя, что с ним вдруг сталось, в страхе отпрянули в стороны. Они слышали про удар такой силы, но, похоже, видели его впервые.
Глеб, весь обагренный кровью, опять шел вперед. Дружинники пятились вверх по лестнице и еле успевали отбивать его секиру. Воины слышали сквозь шум битвы ее зловещее гудение. Гудение это все больше пугало их.
А дружина напирала сзади. Волк и Щелкун по-прежнему успевали прикрывать Глебу спину. Они дрались достойно. Щелкун бился молча, разил точно. А Волк — как варяжский берсерк — рычал и бесновался, и крутился на месте, и колотил, и тыкал мечом, и ударял ногами, и кусался, разбрызгивая пену изо рта. Вид его был ужасен и останавливал многих несмелых. Волк большей частью бил наугад, но поскольку перед ним стояла сплошная стена воинов, редкий удар его не достигал цели.