Секира и меч
Шрифт:
Звон мечей и яростные крики доносились из коридора. Шум этот был все ближе. Верно, Волк и Щелкун отступали все же под натиском дружины.
Искра надежды загорелась во взоре Мстислава. Он решил, видно, потянуть время, надеясь, что дружина выручит его.
Мстислав сказал:
— Ты напрасно пришел мстить мне, Глеб. Я не хотел убивать Аскольда. И я его не убивал. Это Корнил-десятник убил. Все видели…
Глеб горько усмехнулся:
— Я многих спрашивал. Никто не хотел убивать Аскольда. И Корнил говорил, что не хотел… Однако Аскольда все же убили. Не могу этого понять.
И Глеб опять поднял секиру.
Мстислав просил:
— Пощади! Я князь все-таки… Я господин твой…
Сверкало лезвие. Приближался шум. Мстислав косился на дверь…
— Пощади!.. Аскольд был стар, он пожил. А я молод… Я даже потомства еще не оставил…
Мстислав молил о прощении и все поглядывал на дверь. Все ближе звенели и скрежетали клинки. Глаза Глеба оставались холодны.
— Не убивай меня, Глеб. Старый Владимир тебе не простит…
При этих словах в трапезную вбежали, отбиваясь мечами, Волк и Щелкун. Их гнали дружинники, вооружившиеся палицами и копьями.
— Глеб! — крикнул Волк. — Мы не в силах сдержать копейщиков.
Глеб оглянулся.
Мстислав оттолкнул его и бросился к воинам:
— Дружина! Я здесь…
В два прыжка Глеб настиг его и, рванув за ворот шелковой рубахи, бросил на пол.
Мстислав упал навзничь. Он с ужасом взирал на могучего Глеба, вставшего над ним; и с надеждой глянул князь на дружину. Все больше и больше воинов прорывались в трапезную. Они теснили побратимов Глеба, они торопились…
И тут Глеб махнул секирой.
— Нет!.. — вскрикнул Мстислав и глазами, полными дикого ужаса и одновременно удивления, уставился на секиру, пробившую ему грудь и рассекшую сердце.
Кровь хлынула у Мстислава ртом. Взгляд его остановился.
Воины, в отчаянии вскричав, продолжали теснить Волка и Щелкуна. И только когда дружинники увидели, что Глеб новым ударом отделил голову Мстислава от тела, они остановились и опустили оружие.
Волк и Щелкун вытерли обильный пот со лба.
Все тяжело дышали, и долго никто не мог сказать ни слова.
Наконец кто-то из воинов молвил:
— Немало пролилось сегодня крови.
Другой воин ему ответил:
— Но виновники по-прежнему невредимы.
— Ты ошибаешься, — возразил ему Глеб. — Виновные мертвы.
И он указал на тела Мстислава и Святополка. Потом Глеб наклонился, взял за волосы голову князя и бросил ее в какую-то суму, что подобрал здесь же.
Все глядели на это действо, затаив дыхание. Какая-то девица показалась в разбитом окне и, увидев обезглавленное тело князя, вскрикнула, прикрыла рот рукой; челядинки отыскали наконец лестницу…
Воины стояли стеной, исподлобья смотрели на Глеба. Дышали тяжело.
Глеб, держа в одной руке суму, а в другой — секиру, пошел прямо на дружину. Воины безмолвно расступились. Никто из них и не думал продолжать битву.
Волк и Щелкун, настороженно озираясь, готовые отразить внезапный удар, последовали за Глебом.
Тонко и жалобно заголосила в окне девица.
Глеб остановился и сказал воинам:
— Вы хорошо дрались! Мне было очень трудно.
Потом втроем они спустились во двор, вывели из конюшни трех коней и, не седлая, выехали за ворота.
Один из дружинников тут сказал:
— То, что я слышал про этого Глеба, — сущая правда. Он сумасшедший. Страшный человек!..
А кто-то со знанием дела ответил:
— Он — Воин.
И они принялись убирать трупы.
Глава 20
На следующий день на рассвете Глеб, Волк и Щелкун подъехали к Чернигову.
Стражи только открыли ворота, и в город въезжали возы с лесом, камнем, веревками — в Чернигове постоянно велось при Владимире строительство, — шли мелкие торгаши, каждый со своей поклажей на плечах, купцы побогаче гнали целые обозы товаров; валил в город и разный бродячий люд — паломники, нищие, перехожие калики, погорельцы, беглые; были среди людей и наемники, ищущие себе господина.
Глеб спешился, а Волку и Щелкуну сказал в Чернигов не входить. И те отъехали в сторону, пустили коней пастись, сами же уселись под деревьями.
Стражи кое-кого обыскивали. Кто был с оружием, не пускали в город. У некоторых купцов осматривали товар; в обозах шарили между мешками — не припрятано ли что недозволенное; где-то заглядывали и в мешки.
Глеб вел коня в поводу, в свободной руке держал суму. А секира была припрятана под одеждой.
Рослый стражник с густой бородищей спросил какого-то человека:
— Что несешь?
— Медь несу. Кузнецу продать, — ответил заискивающе человек. — Часто здесь хожу. Неужели не узнал меня, Тит?
— Проходи, не задерживай! — обронил Тит, и коснулся плеча другого человека. — А ты что несешь, покажи…
— Воск несу. На продажу… А брат мой, вот, лыко несет…
С башни крикнули:
— Эй, Тит! Вон того проверь… Который коня ведет.
— Этого? — Тит издалека указал на Глеба.
— Да. Что-то рожа его мне знакома..
Волк и Щелкун насторожились, встали.
Глеб спокойно шел к воротам.
Тит уперся рукой ему в грудь:
— Стой, молодец. Что несешь? — и стражник кивнул на суму.
Глеб улыбнулся: — Я?
А улыбнулся Глеб так открыто и светло, так дружески, что стражник не мог не улыбнуться в ответ.
— Ты, ты, родной!..
Глеб протянул ему суму:
— Здесь голова…
— Что еще за голова? — усмехнулся Тит.
Глеб все еще протягивал суму: