Секрет Галатеи
Шрифт:
По мере того, как дело шло к выпуску, между студентами начались толки о трудоустройстве. Эфемерная взрослая жизнь, казавшаяся всегда чем-то недостижимо далёким, как мираж, вдруг резко приблизилась, нависла, стала реальностью. Тогда Кирста наконец осознала невыгодность своего положения и то слабое доверие, которое она вызывала в глазах потенциальных работодателей. Не желающая иметь никаких связей с матерью, не уверенная в том, что нужна собственному отцу, который не навестил её в последний год и даже последнее письмо написал не такое длинное, как обычно, сообщая о рождении нового ребёнка (тоже девочки!) Кирста, правда, совсем не представляла, как будет дальше жить. От природы впечатлительной, ей часто представлялось, как она приходит на собеседование, как не может ответить ни на один вопрос и как ей говорят, что такие никчёмные работники им не нужны. Эти грозные, с каждым разом становившиеся всё уничижительнее в воображении слова из уст работодателя повергали её в нервический ужас, и, чтобы как-то совладать с ним, она пыталась утешить себя, что будет неплохо жить, даже работая продавщицей фруктов. Так она просиживала в одиночестве вечера или, если пытка становилась совсем невыносимой, отправлялась гулять.
Но тут Кирсте наконец-то впервые повезло.
Было бы неправильно думать, что Кирста проводила все свои дни в полнейшем одиночестве, подобно отшельнику. Бывали дни, когда её неумолимо, почти помимо воли тянуло перекинуться хоть с кем-нибудь словом. Тогда она отправлялась в таверну.
Придя туда, она садилась где-нибудь с краю, заказывала кружку пива и тарелку вяленой рыбы, от которой рот мгновенно наполнялся солёной слюной. Сидела и наблюдала за посетителями – их смехом, выражением лица, разговорами, смеясь над чужими шутками и чувствуя себя уже вроде как принадлежащей к их обществу. Народ приходил туда самый разнообразный, и Кирста успешно сливалась с общим фоном, не привлекая к себе лишнего внимания. Иногда к ней кто-нибудь подсаживался – и завязывался тот непринуждённый, ни к чему не обязывающий разговор, когда между совершенно чуждыми друг другу людьми создаётся иллюзия близости. Это было приятно – отвести душу, поспорив о каком-нибудь предмете, а потом разойтись, вспоминая встречу как ничего не значащий сон. Если же собеседник выражал желание продолжить знакомство, Кирста незаметно уклонялась от предложения. Только один раз она согласилась на встречу в “реале”. Это был молодой мужчина, привлекательный и деловой. Совсем немного поговорив, он предложил зайти к нему. Кирста даже не знала, что заставило её согласиться. Точно не деньги – она ничего не просила. Быть может, втайне она надеялась, что каким-то образом это поможет решить её проблемы? Рекламщики так любят использовать образ жизнерадостных, самоуверенных, улыбающихся – и непременно сексуальных – молодых людей, перед которыми открыты все дороги мира. Быть может, ей просто хотелось капельку внимания и заботы? Быть может, ей просто хотелось доказать, что она нормальная и её тоже можно любить? Какие бы мотивы ею ни двигали, позже, лёжа дома без сна, Кирста чувствовала лишь омерзение к себе – словно она позволила запятнать себя чему-то грязному. Не было ни прилива энергии, ни чувства торжества – лишь стыд и тошнота, подкатывающая к горлу.
Затем она повстречалась с Сивилистой.
Если бы не она, жизнь Кирсты была бы совсем безрадостной. Сивилиста была единственной душой, которой Кирста могла излить хотя бы толику своей боли. Кирста даже не могла толком вспомнить, как именно они познакомились – кажется, однажды сидели рядом в таверне, и Сивилиста чуть не столкнула локтем её кружку. Тогда они перебросились всего парой шутливых, ничего не значащих фраз. Но через пару недель они снова столкнулись за одним столом – и на этот раз разговор вышел немного длиннее. Как и прочие посетители, они болтали обо всяких пустяках, но Сивилиста была уже зрелой, прожившей не один десяток лет женщиной, и Кирсту не могло не изумить, с какой простотой и радушием та держалась. Поначалу Кирста сильно смущалась, старалась обращаться на “вы” и, одним словом, сохранять необходимый пиетет перед старшими, но беззаботность и ласка Сивилисты вскоре разбили этот лёд. Незаметно для себя Кирста увлеклась этой энергичной, красивой и всегда полной оптимизма женщиной. Сивилиста даже не подозревала, что её неунывающий настрой стал той самой жизненно важной поддержкой для Кирсты, которую юная дроу нигде не могла найти. Она обладала сверхъестественной интуицией и всегда угадывала мрачное настроение Кирсты, в такие встречи не докучая общением; её непринуждённые, оживлённые мягким чувством юмора беседы развлекали, не становясь навязчивыми, а светившийся в спокойном взгляде ум позволял удивить Кирсту дельным советом даже в разговоре о самых пустячных вещах. Она умела настолько тонко чувствовать собеседника, что Кирста, пожалуй, при всём желании не могла бы найти ни раза, когда бы та раздражала её. “…Почему она не моя мама?..” Казалось, существование настолько идеального собеседника было невозможно. И всё же, Сивилиста сидела перед Кирстой каждую пятницу. Единственное, что вызывало недоумение – почему столь незаурядная женщина проводит так много вечеров одна в трактире. И, как-то месяц спустя таких встреч – поначалу редких и неуверенных, а затем всё более тёплых и назначенных в условленный час – Кирста наконец решилась спросить.
Несмотря на всё обаяние Сивилисты, Кирста отнюдь не стремилась продолжать дружбу в том, реальном мире, предпочитая наслаждаться иллюзорным счастьем таверны. Жизнь несла с собой проблемы и противоречия, которые так часто разрушали отношения, и поэтому в глубине души Кирста боялась той минуты, когда всё должно будет всплыть на поверхность – словно вместе с буднями, тревогой о поисках работы и вечерней раздражительностью разрушится и их лёгкая беззаботная дружба. Но Сивилиста сама её к этому подтолкнула, как-то раз пошутив, как бы родные Кирсты не обеспокоились, что та возвращается домой за полночь. Застигнутая врасплох, Кирста не сумела ответить достаточно уклончиво – и Сивилиста тут же принялась выспрашивать подробности. Отчасти чтобы проявить ответную вежливость, отчасти чтобы поскорее закрыть поднимающую только печаль в душе тему, Кирста заметила, что ведь и Сивилиста тоже всегда одна. На что та, удивлённо захлопав глазами, возразила:
– О нет, я ведь не живу здесь постоянно. Я приехала по делам, а вся моя семья в Объединённой Республике Фавнов.
Так было положено начало разговору, благодаря которому воображение Кирсты оказалось захвачено образом этой чудесной страны. Действительно, ведь Сивилиста была фавнессой – с широкими тонкокостными рогами, напоминающими ажурные ветви деревьев, концы которых были украшены миниатюрными железными подвесками, и изящными, подкрашенными коралловым, копытцами, которые выгодно подчёркивали изумрудно-зелёные наряды – добротного пошива блузы с брюками, а иногда и просторные льняные платья по колено, позволяющие Сивилисте гармонично сливаться с общей разношёрстой массой посетителей таверны, и в то же время придающие ей представительности. На боку у Сивилисты всегда предостерегающе посверкивал короткий кинжал. Но в то время в Республике болталось много разного сброду, и поэтому Кирста не задавалась вопросом, откуда та может быть родом. Тем более, что Сивилиста прекрасно говорила на языке дроу.
Республика Фавнов – одно из самых развитых государств мира, представляющих всё возрастающую угрозу для могущества Светлоэльфийской империи – была в глазах поколения Кирсты сияющей, благословенной страной успеха и счастья, где каждый находит своё призвание. А несколько красочных описаний городов и царящей в них жизни (Сивилиста была талантливым рассказчиком) окончательно раздразнили воображение находящейся на грани депрессии девушки. Фигура же Сивилисты выросла в её глазах ещё больше: успешная, независимая женщина, занимающая важную должность в компании и позволяющую себе международные поездки. Это было то, чего Кирсте так хотелось достичь. Да уж не может ли Сивилиста как-нибудь ей помочь? Снедаемая волнением и восхищением, Кирста завалила Сивилисту расспросами, та же со свойственной ей беззаботной отзывчивостью охотно рассказывала. Как оказалось, Сивилиста работала в мебельной компании, которая закупала материалы в Республике Дроу, и отвечала за контроль качества продукции. Полгода она жила здесь, затем её сменял другой агент, а она отправлялась в Республику к семье. Не самая весёлая работа, когда ты не видишься со своими близкими по несколько месяцев, но что поделаешь – ей платили неплохие деньги, да и скоро обещали повысить в должности – тогда ей не придётся столько мотаться. Кирста жадно слушала, внимая каждому слову. Это была та жизнь, о которой она мечтала – полная, яркая, свободная. Против воли у Кирсты вырвался тяжёлый вздох. Разумеется, это не укрылось от внимания чуткой Сивилисты, которая тут же принялась её утешать. То ли Кирста была в тот день сражена значимостью сидящей перед ней персоны, то ли только теперь окончательно прониклась участием фавнессы, с которым та к ней всегда относилась – так или иначе, но Кирста тогда единым залпом вывалила на собеседницу все свои проблемы и неуверенность, и замерла, ожидая, какой приговор та вынесет. Сивилиста, против обыкновения, глубоко задумалась. Она долго потягивала своё любимое тёмное пиво, скребя ногтем трещины в дереве стойки, а когда на дне почти ничего не осталось, весело обернулась к Кирсте:
– Знаешь, я думаю, ты могла бы съездить к нам на месяц. Если не ошибаюсь, у нашего патрона были кой-какие связи с владельцами аптек, а нет – так и у нас место найдётся. К нам сейчас три девушки по объявлению поедут, ты могла бы присоединиться.
– А язык…
– Эльфийский ты ведь знаешь неплохо? Тебе хватит, а остальное на месте подучишь. Если приглянешься патрону, сможешь продлить разрешение на жительство, а потом и на гражданство подать. Только это надо быстро решать, а то я через две недели уже еду – как раз начало твоих каникул.
– Как! Через две недели?! – в отчаянии воскликнула Кирста, которая уже несколько минут сидела наэлектризованная от напряжения. – Я… у меня нет денег на билеты…
– Ерунда. Для такого хорошего друга, как ты, мне не жаль одолжить. С нашими зарплатами, ты вернёшь их мне за неделю. Ну… ну не плачь, Кирста… Так разволновалась? Не переживай, всё будет хорошо. Я тебе обещаю.
И вот, спустя несколько дней неуверенных раздумий, а затем лихорадочной недели сборов и спешного повторения эльфийского языка, Кирста наконец отправлялась в путь, навстречу пугающему и неизвестному. Вопреки собственным ожиданиям, ей не было весело – как может быть весело, когда уезжаешь из тоски, от боли за несбывшиеся мечты, от невозможности и дальше терпеть унижение и горечь разочарований? – и поэтому она могла идти лишь вперёд, только вперёд, чтобы больше никогда не оглядываться.
Кирста
Глава 2 – На дне
Право же всё равно – мужчина или женщина – только явился бы этот друг, с душой родственной… стоящий выше меня и любящий меня такою, какая я есть, тонко, без слов понимая меня… О, как любила бы я его… не боялась бы разочароваться… Я жадно искала его здесь на курсах, среди сотен женщин… Обыкновенная история – не нашла! Потому что я ищу душу необыкновенную, я это знаю, а большинство из нас – всё-таки простые люди… Я готова быть их другом, но знаю, что они не смогут быть теми, потому что скажут: “Ты требуешь слишком много, я тебя не понимаю,” – и отойдут, огорчённые… И чтобы не огорчать их, я никогда ничего не говорю. Глубоко в сердце спрятала я эту потребность и никому не покажу никогда! Она во мне живёт и со мною умрёт! Я холодна и сурова на вид, – тем лучше, никто не догадается.
~Дневник русской женщины, Елизавета Дьяконова2
Уже издалека, приближаясь к площади перед зданием вокзала, Кирста заметила сидящую в одиночестве на чугунной скамье девушку. Время было очень раннее (намеренное решение, чтобы сэкономить на билетах на магический портал), привокзальная площадь пустовала, и несмотря на то, что со своими попутчицами Кирста ещё ни разу не виделась, она была уверена, что эта девушка тоже отправляется в Республику Фавнов. Она была просто одета, с забранными в короткий пушистый хвост рыжеватыми волосами и спокойным, серьёзным лицом, на котором уже успели отразиться тяготы бедного существования; грубая кожа рук и пригнутые к земле плечи делали её сразу старше на несколько лет, а во взгляде читалось равнодушное ожидание – частый атрибут зрелости, разочаровавшейся в мечтах; в руках дроу держала несколько разноцветных кожаных ремешков, из которых быстро и ловко плела браслет.