Секрет Коко
Шрифт:
— Хорошо, хорошо, погоди секунду… — Я делаю глубокий вдох и начинаю разбирать размашистый, уверенный почерк.
Ноябрь 1956 года
Солнышко мое,
смотрю на тебя и ясно вижу, что ты станешь единственной моей любовью. Заглянув в твои прекрасные голубые глаза, такие нежные и такие ясные, я понимаю, что сердце мое навеки отдано тебе. Мы будто бы давным-давно знакомы, как две души, что были вместе совсем в другой жизни. Как же хорошо нам было бы вместе, любовь моя, но тем сильнее горечь разлуки. Я пишу тебе, а мое сердце разбито — ведь сегодня нам
Пожалуйста, не забывай, что всей душой я жажду быть с тобой, держать тебя в своих объятиях и не отпускать, но это невозможно. Я всегда буду помнить тебя, ты — мое сердце. Как могу я забыть свое сердце?
Я молюсь о том, чтобы в один прекрасный день мы снова нашли друг друга, и о том, чтобы снова взять тебя за руку.
С любовью…
— Господи, боже мой! — восхищается Кэт. — Несчастные влюбленные. Как трагично!
— И подписи нет. — Я переворачиваю письмо, но и там не обнаруживается никаких опознавательных знаков.
— Кому бы ни принадлежала эта сумка, должно быть, ее хозяйка стала для автора письма источником истинного вдохновения, — продолжает моя подруга. — В его словах столько страсти… Как печально.
— Интересно, почему им пришлось расстаться. — Я снова переворачиваю лист бумаги, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку. Но нет, ничего нет. Сколько же это письмо пролежало в сумке? Теперь нам этого не узнать. Нам не за что зацепиться, мы понятия не имеем, кто же написал его — у нас есть только эти короткие строки, исполненные боли.
— Посмотри, какая старая, пожелтевшая от времени бумага, — говорит Кэт. — Оно хранилось тут годами, может быть, даже с того самого дня, когда было написано. Наверное, она всюду носила его с собой. Интересно, читал ли его кто-нибудь, кроме нее и нас с тобой?
— И что же мне делать? — ошеломленно спрашиваю я. — Оно такое… личное.
Кэт задумчиво смотрит куда-то вдаль:
— Как думаешь, они когда-нибудь встретились снова? Вернулся ли он за ней?
Я тоже даю волю воображению: это письмо такое искреннее и трогательное, что мне кажется, будто мы не имеем права вторгаться в личную жизнь этих людей. Это все равно что прочесть чей-нибудь дневник — ты знаешь, что не должен этого делать, но попросту не можешь удержаться.
— Боже, какими же романтичными были раньше люди, — продолжает Кэт. — Как в кино. А в наше время самый романтичный поступок, которого можно ждать от мужчины, — это чтобы он тебе пульт от телевизора подал.
Я не могу сдержать смех — ведь она права. Есть что-то старомодное в подобном проявлении чувств — должно быть, романтика и вправду умерла, во всяком случае, со мной ничего такого в жизни не случалось.
— О чем думаешь? — многозначительно смотрит на меня Кэт.
— В смысле? — Я сразу понимаю, к чему она клонит.
— Ты никогда не умела скрывать свои эмоции, Коко Суон. У тебя вечно все на лице написано! Теперь ты чувствуешь себя еще более виноватой?
Я смотрю на нее, потом снова на сумочку, которую держу в руках.
— Наверное, — соглашаюсь я.
— Послушай, тот факт, что ты нашла это письмо, еще не означает, что ты не можешь оставить себе сумочку. Это вообще не имеет никакого значения!
Я киваю, но на душе у меня скребут кошки. А что, если в том, что я нашла сумочку — а вместе с ней и письмо, — есть какой-то сакральный смысл? Что, если я даже представить себе не могу, куда приведет меня эта находка?
5
На следующее утро Рут усаживается напротив меня за прилавком. Перед нами лежит письмо, которое я обнаружила
— И что ты обо всем этом думаешь? — спрашиваю я ее, делая глоток чая из любимой старинной чашки кремового цвета, украшенной оригинальным орнаментом из розочек.
— Знаешь, я все еще не могу поверить, что это происходит с нами на самом деле, — признается она.
— Согласна! Это какое-то безумие. Сначала я нахожу эту сумочку на дне коробки с хламом — а теперь это… В голове не укладывается.
— Должна сказать, такого на моей памяти еще не случалось — за все те долгие годы, что я работаю в этом бизнесе, — качает головой Рут. — Да, находили всякое: старые фотографии, интригующие записи на полях книг, заставлявшие задуматься. Помню, однажды я даже нашла драгоценную бриллиантовую сережку — одну, без пары — в кармане старого мехового пальто, купленного для перепродажи. Но это… совсем другое дело.
— Интересно, почему ему пришлось оставить ее, — задумчиво говорю я. — В 1956 году где-нибудь воевали? Может, он был солдатом и ему пришлось отправиться за море на поле боя.
— Как раз назревал Суэцкий кризис, так что это вполне возможно, — вспоминает Рут. — Думаю, правды нам никогда не узнать…
— Она хранила письмо в сумочке все это время… Должно быть, она сильно его любила, — продолжаю я.
Мы обе растерянно умолкаем — но в воздухе повисли вопросы, оставшиеся без ответа. Что мне делать со всеми этими вещами? Можно ли мне просто оставить себе сумочку, постаравшись забыть о том, что я нашла в ее потайном кармашке? Не будет ли это аморальным? Почему-то я снова вспоминаю о маме. Что бы сделала она на моем месте? Для нее сумочка от «Шанель» стала бы мечтой, воплотившейся в жизнь. Я практически слышу ее голос в своей голове, слышу, как она обещает купить мне когда-нибудь такую сумку. Глупо ведь думать, что это она послала мне такой щедрый подарок. И уж совсем нелепо полагать, что сумочка — своего рода послание от мамы.
— Я действительно очень странно чувствую себя из-за всей этой истории, — признаюсь я в конце концов.
— Ну разумеется, милая, — успокаивает меня Рут. — Вполне естественно, что ты растеряна, у тебя возникает масса вопросов — сначала ты находишь сумочку, теперь еще и это письмо… Ситуация не из легких.
— Как думаешь, что мне делать? — спрашиваю я.
— А что ты сама думаешь по этому поводу?
— Я должна попытаться найти владелицу сумочки и вернуть ее.
Эти слова сорвались с моих губ прежде, чем мозг успел осмыслить сказанное. Я должна найти владелицу сумочки. Понятия не имею, как ее вещь попала в коробку с позабытым всеми хламом, но уверена: это произошло по ошибке. Ее вообще выставили на аукцион по ошибке. Теперь, когда я нашла такое личное и трогательное письмо в кармашке, я не могу поступить иначе. Для этой женщины оно значило очень много, раз она носила драгоценный листок бумаги в сумочке десятилетиями. Игнорировать этот факт — попросту жестоко. Если мама и пыталась таким образом что-то сказать мне, то мне не очень-то понятно, что именно. Но — возможно — если я найду владелицу этой сумочки, я найду и ответы на все эти вопросы. Звучит нелогично, но я уверена, что в моей теории есть разумное зерно.