Секрет Коко

Грин Ниам

— А что ты?

— Если люди понимают, что ты тряпка, они пытаются на тебе нажиться. Такова человеческая природа. Именно поэтому я никогда никому не уступаю — ни на йоту.

— Но, Хьюго, кто-то может искать эту сумку, ее не должно было быть в моей коробке, мы ведь с тобой это отлично понимаем. Я бы не хотела оставлять ее себе — плохая карма.

— Брось, — качает он головой. — Никто ее не ищет.

— А ты откуда знаешь?

— Оттуда. Милая старушка, которой принадлежала эта сумочка, уже на небесах. Отошла в мир иной пару месяцев

назад, насколько я знаю.

— Господи… — Мне вдруг становится дурно. Владелица этой сумочки мертва — такого я совсем не ожидала.

— Именно так. Как же ее звали… — Хьюго морщит лоб, пытаясь вспомнить имя женщины. — Кажется, Тэтти или что-то в этом роде.

Тэтти. Вот как ее звали. Я пытаюсь представить ее себе. Где она жила? Как выглядела? Встретилась ли она снова со своим любимым мужчиной, написавшим ей такое трогательное письмо?

— Она явно была состоятельной дамой, но семьи у нее не было, — продолжает Хьюго. — Дермот Браун распродал все ее имущество — старый хрыч, умеет наживаться на людях.

— А кто это — Дермот Браун? — спрашиваю я.

— Этот хлыщ из города, ее адвокат. Вор и ублюдок. Всем разболтал, какую комиссию я беру. Господи, что за бизнес… Должен же существовать заработок полегче, — снова тяжело вздыхает он.

Я никогда не слышала о Дермоте Брауне, но Хьюго он явно чем-то насолил.

— Так что же, у нее совсем никого не было?

— Если верить ему — совсем никого. Разумеется, все сколько-нибудь стоящее он перепродал в Дублине, нам остался лишь хлам, то, от чего серьезные покупатели нос воротили.

— Получается, после ее смерти была распродажа имущества — и все ушло в одни руки?

— Именно. Мы же здесь как бедные родственники, — сокрушается он, — недостойные ее драгоценных предметов старины. Что я могу сказать… Удачи тем парням из Дублина. Видимо, судьба сыграла с ними злую шутку, когда они просмотрели эту сумочку, так им и надо, — смеется он, радуясь этой мысли и позабыв о том, что и сам упустил солидный куш. — Какая ирония судьбы — все деньги, полученные от продажи ее имущества, пошли на благотворительность. Какая бездарная трата средств!

— Благотворительность? — переспрашиваю я. — А почему она так распорядилась?

— Детей у нее не было, вот она и решила сделать щедрое пожертвование, во всяком случае, Браун рассказывал именно так. Безумие, как только людям в голову такое приходит.

— Да, настоящее безумие, — эхом отзываюсь я.

Я прижимаю сумочку к себе, будто желая защитить ее от этого разговора. Выходит, Тэтти умерла в одиночестве, у нее не было близких. Что же случилось с ее возлюбленным? Видимо, этого я уже никогда не узнаю.

— Любопытства ради, не знаешь, на что именно пошли ее пожертвования? — спрашиваю я.

— Черт ее знает, — грубо отвечает он. — Это конфиденциальная информация.

— Ясно, — я даже слегка разочарована тем, что ему больше ничего не известно, похоже, здесь след обрывается.

— Вот так… Как Рут поживает? — интересуется Хьюго.

—

Прекрасно, — отвечаю я, лихорадочно соображая, что же мне делать дальше. Попытаться связаться с этим Дермотом Брауном? Просто забыть об этой истории и оставить сумочку себе? В конце концов, необязательно кому-то знать о письме, хранившемся в моей чудесной находке. Я все сделала правильно — вернулась в аукционный дом и попыталась найти владелицу сумочки. Но тот факт, что она отошла в мир иной, все меняет, ведь так? Возможно, Кэт права — мне нужно забыть о том, что я вообще видела это письмо, и просто порадоваться своей редкой удаче. И я бы с удовольствием так и сделала, но у меня по-прежнему сердце не на месте. Я почти слышу голос мамы, которая твердит мне: продолжай копать, узнай что-нибудь еще.

— Рут — удивительная женщина, — тихонько присвистнув, продолжает Хьюго. — Потрясающая.

— Да, она у меня такая, — рассеянно отзываюсь я. Ах да, Хьюго ведь тоже один из ее поклонников, я уж и забыла.

— Давно умер твой дедушка?

— Почти четыре года назад.

— Четыре года… — протягивает он. — Настоящий джентльмен был.

— Знаю.

Дедушка действительно был классическим джентльменом старой закалки с безупречными манерами. Он и мухи в жизни не обидел. У меня сердце щемит всякий раз, когда я вспоминаю, как много отняла у него — и у нас — болезнь Паркинсона.

— Он ведь любил часы? Я со счету сбился, сколько часов он приобрел у меня за все эти годы. Помню, появились у меня как-то часы, которые просто обязаны были попасть в его коллекцию, — и он обошел четырех конкурентов на торгах, но своего добился.

— Они до сих пор хранятся у нас в лавке, эти прекрасные часы из дуба. Стоят возле прилавка и каждый час играют чудесную мелодию.

— Правда? — удивляется он, и я догадываюсь почему: эти часы можно было бы продать за кругленькую четырехзначную сумму.

— Да, Рут сказала, что не продаст их ни за какие деньги. По вполне понятным причинам.

Дедушкины часы — одно из самых дорогих сердцу Рут сокровищ, выставленных в нашем магазинчике. Точно так же они дороги и мне. Каждый день я смотрю на них и вспоминаю о дедушке.

— Понимаю, — прочищает горло он и кивает в сторону сумочки. — Так что ты решила, оставишь ее себе?

— Даже не знаю, — честно отвечаю я. — А ты не мог бы дать мне номер того юриста? Хочу позвонить ему, может, удастся узнать что-нибудь еще.

Я передумала в один миг — нельзя просто взять и все оставить вот так, я должна попытаться добыть больше информации. И не просто должна, а даже обязана, хотя и не могу объяснить почему.

Хьюго хмурится:

— Я дам, но, ради бога, не рассказывай ему о сумочке. А не то он запрыгнет в свой «Мерседес», примчится сюда и попытается отвоевать ее обратно.

— Не буду, выдумаю для него какую-нибудь сказку, не беспокойся, — уверенно обещаю я.

— Вот, — Хьюго роется в телефоне и называет мне номер. — Какая ирония судьбы…