Секрет королевы
Шрифт:
– Вам следовало послать двух гонцов, – бормочет герцог. – Или даже трех. Это чертовски опасный путь, а сама Реновия – это, как я слышал, одна сплошная бездонная дыра. Холт, подготовьтесь к поездке. Вам, разумеется, будут выданы деньги. И все остальное, что вам может понадобиться. Полагаю, вас не будет несколько месяцев.
Несколько месяцев. Эти слова бьют Кэла под дых.
– А к тому времени, когда вы вернетесь, – говорит лорд Берли, приклеив к своей старой хитрой физиономии фальшивую улыбку, – у вас будут для нас хорошие новости, а у нас тут, в Монте, будет
– Сэр? – Кэл не понимает, на что он намекает.
– Я, разумеется, говорю о наследнике. – Герцог Овинь тоже улыбается. Когда он вот так оскаливает зубы, вид у него делается, как у хищного зверя, готовящегося наброситься на свою добычу. – Их величества только что сообщили нам, что они намерены заиметь детей. Надеемся, что к лету у нас будет наследник престолов Монтриса и Реновии.
– И что афразианцы будут наконец разгромлены, – добавляет лорд Берли. Кэл чувствует себя так, будто его ударили кулаком по лицу. Их величества только что сообщили нам. Когда же Сирень собиралась сообщить об этом ему?
– Что ни делается, все к лучшему, – говорит Хансен, отодвинув свое кресло. – Все будет так, как надо. Моя дорогая?
Он делает знак Сирени, и она медленно поднимается со своего места. Члены Малого Совета скребут по полу ножками своих кресел, спеша встать. Хансен тоже стоит, ожидая, чтобы она обошла стол – дальнюю сторону стола, которую она огибает, избегая смотреть на Кэла. Затем берет Хансена под руку, и они выходят, высоко подняв головы, как и полагается королевской чете.
Трое членов Малого Совета опять садятся в свои кресла, а Кэл остается стоять, словно пригвожденный к месту. Его отправляют на опасное задание, которое продлится долго. А Сирень и Хансен будут делить постель, чтобы зачать ребенка.
Их тайным ночным встречам пришел конец. Сирень – королева и обязана исполнять свой долг. Он понял это в тот день, когда она решила выйти замуж за Хансена – и спасти его, Кэла, жизнь. Она принесла огромную жертву, чтобы он мог жить.
Но сейчас ему кажется, что эта цена была слишком высока. Сегодняшнее заседание Малого Совета напомнило ему, что он всегда будет всего лишь слугой королевы – ее ассасином. Он должен исполнять приказы. В день своей свадьбы Сирень дала клятву другому мужчине. Кэл был дураком, когда воображал, будто его связь с королевой будет продолжаться вечно.
Они дали друг другу обещания, поклялись, что всегда будут любить друг друга, но в действительности их связывает только одно – маленький ключик от тайной комнаты.
Его долг состоит в том, чтобы отправиться туда, куда его посылает Малый Совет. А Сирень обязана исполнить свой долг перед королевством – и перед своим мужем.
Глава 8
Сирень
Я не уверена, что Кэл придет ко мне сегодня вечером. После ухода фрейлин прошло уже столько времени, что вряд ли он уже появится. Возможно, он собирается отправиться в путь так рано, что у него нет лишнего времени. Ему надо подготовиться к поездке.
Но не может же он уехать, не простившись со мной. Не проведя эту последнюю ночь в моих объятиях.
Караульные на стенах кричат:
– Полночь! Полночь!
Я встаю с кровати и, подойдя к окну, смотрю на луну. Она то появляется, то исчезает за наплывающими серыми тучами. Похоже, хорошей погоде, которая стояла осенью, пришел конец. Возможно, вчерашний день стал последним, когда было ясно и светило солнце. Зимой в Монте небо затянуто свинцовыми тучами и то и дело идет дождь.
В Реновии сейчас стоят туманы, и зима – наихудшее время для выполнения таких заданий, как то, на которое отправили Кэла. Но я понимаю, что нельзя терять время, когда афразианцы так свирепствуют.
К тому же Хансен хочет удалить Кэла из замка еще и затем, чтобы не возникло вопросов о том, кто настоящий отец наследника престола. От одной этой мысли меня бросает в дрожь. Я могла бы написать еще одно письмо моей матушке, попросить ее вмешаться. Но это не имеет смысла – она встала бы на сторону Хансена. И сказала бы мне, что я должна терпеливо выполнять свои супружеские обязанности, а после того, как у меня родится один или два ребенка, мы с Хансеном опять сможем каждый жить своей собственной жизнью.
Все это кажется таким ясным, таким целесообразным. Таким отвратительным.
Тук-тук-тук. Я едва ли не бегу к двери, подобрав подол моей волочащейся по полу ночной рубашки и перепрыгнув через скамеечку для ног. Отворив дверь, я вижу Кэла, но он не обнимает меня. Мои глаза привыкли к темноте, но я не могу разглядеть выражение его лица. Однако в самой его позе, в том, как он стоит, чувствуется такая напряженность, такая непреклонность, что я невольно отступаю в сторону с его пути. Вместо того чтобы направиться к кровати, он подходит к камину и, сняв камзол, бросает его на кресло.
Мне хочется спросить его, что не так, но это глупый вопрос. Все не так, все. Кэл уезжает, и, скорее всего, мы не увидимся еще несколько месяцев.
Он опускается в другое кресло и зарывается обеими руками в свои волосы, что говорит о том, что он взвинчен. Он отбрасывает в сторону скамеечку для ног. И даже не пытается снять сапоги.
– Значит, – бесцветным голосом говорит он, – вы с Хансеном хотите поиграть в счастливую семью. Ты собиралась сказать мне об этом или рассчитывала, что эту новость мне сообщат на людях?
– Это несправедливо, – отвечаю я, подойдя к нему и для убедительности тоже лягнув скамеечку для ног. – Когда я могла с тобой поговорить? Для меня это тоже стало полной неожиданностью. Я понятия не имела, что они собираются отправить тебя прочь.
– Вид у тебя был не очень-то удивленный. – Он смотрит на меня, подозрительно сощурив глаза.
– Ну, я, разумеется, узнала об этом до начала заседания совета.
– Понятно. Ты знала, но ничего мне не сказала.
– Как я могла тебе сказать? Я же не могу призвать тебя к себе, когда мне вздумается, ведь замок и так взбудоражен, все подозревают меня невесть в чем. Хансен пришел ко мне очень расстроенный и сказал, что мы… должны что-то предпринять, раз люди здесь так ополчились на нас. Он считает, что для этого мы должны родить наследника, чтобы поменять общественное мнение и скрепить союз между нашими странами. Чтобы на меня больше не смотрели как на чужую. Чтобы меня перестали ненавидеть.