Секрет Любимова
Шрифт:
Лена Толченова (жена Васильева [52] ): Валерка, я тебя поздравляю, ты мне доставил вчера такое удовольствие, я впервые тебе это говорю. Один из всего этого… прям до слез. Молодчина, прекрасная работа.
Критикесса: Удивительно точное попадание исполнителей первых ролей… Золотухин – о, это большая удача и театра, и его самого… талантливая работа… А те, кто ему противостоит, марионеточность исполнения, талантливо, но не живые люди. Райком – это не живые люди – марионетки…
52
Анатолий
Любимов: Я с этим буду спорить… а Смирнов, а Колокольников?? Разве это не живые люди?
Критикесса: Эти двое – да… но мое дело заметить… а ваше – прислушаться, я не вижу тут повода для полемики.
Толстых: Меня смущает музыкальное однообразие, громоздкость стульев, и, по-моему, это неудачная находка… И вот Золотухин. Он работает здорово… Изобретательно и по внешним ходам, и по внутренним, и он набирает весь спектакль силу, потом суд – и дальше провал… характер не вырастает к финалу, а мельчает… Скорее всего это драматургический просчет. Вся финальная часть топчется на месте… ничего не происходит.
Эрдман: По-моему, очень интересный спектакль… Какие-то мелкие доделки еще нужно будет сделать, убрать две-три частушки, они надоедают и действуют по инерции на ощущение от всего…
Меня он поздравил лично. Рядом стоял Смирнов, я думал – протянет он ему руку или нет? Нет, не протянул. А мне сказал: «Очень интересная, настоящая работа… Мелкие недоделки… но это, когда разыграешься, подпустишь, а в целом очень, очень хорошо…»
Венька: «Суд» и «счастье», Валюха, гениально. Я смотрел только конец.
Высоцкий: Твоя работа меня устраивает на сто, ну, на 99 %. Валера, это грандиозно, то, что ты делаешь, ты иногда делаешь такие вещи, что сам не замечаешь… Очень хорошие места с плотами, «суд», «счастье», «пахота». Вообще это твоя удача и Петровича.
Володя говорил много и так хорошо и трогательно, что я чуть не разревелся.
Прилетел Зайчик из Душанбе. Привез себя, денег, гранатов, винограду, редиски… Загоревший и счастливый.
22 апреля
Два дня – сегодня и завтра – не будет репетиций «Живого». Потеря темпа или нужная передышка? Это необходимо уяснить для себя. Очень важно считать, что это – «перевести дух», и можно двигаться дальше.
24 апреля
Два дня битвы за сохранение Любимова, за сохранение театра. Все встали грудью как один, как сплошная стена.
Наступило тяжелое для театра, для всех нас время, и вот оно-то и определит наши индивидуальные человеческие и гражданские позиции, проверка на вшивость пришла.
У меня нет желания эти дни описывать подробно, по часам, хотя, может быть, это-то и будет самым интересным для потомков, коль они начнут разыскивать нас. Запишу, что придет, застучит в память. Сразу такое событие, да оно еще и назревает к тому же, не охватишь глазом, не оценишь чувством, не сообразишь по ходу.
Первый день – 22 апреля – день слухов, исходит из гл. квартиры, в основном от жены – жена не станет врать, – слухи подтверждаются
Поносят Дупака, Улановского, приходит Дупак:
– В чем дело? Почему не пригласили меня? Я пока директор, член партбюро…
– Здесь критикуется ваша работа…
– Я бы вам объяснил, вы пользуетесь какими-то слухами…
Венька предлагает подвести черту. Дупак просит слова. Голосуем. Слова не дают. Он начинает кипятиться. Уговорил, дали слово… Просит ознакомить с протоколом. Объясняем на словах; видно, как его страшно интересует, кто именно и что в подробностях говорил. Уже потом:
– Дайте мне протокол, я – коммунист, я имею право контролировать действия комс. организации.
Протокол не у меня. Он у Киселева. Киселев посылает его к Губенко, Губенко говорит, что потерял ключи…
– Какие ключи?
– От места, где лежит протокол.
Решение отпечатываем на машинке. Передаем его в партбюро. Дупак звонит Шабанову [53] (читает по тел. нашу бумагу). В три часа они уезжают в райком.
Первые слова Шабанова, как появились наши деятели:
– Что там у вас, Славина руководит театром? Вы даже не знаете, что у вас происходит собрание.
Почти никто не уходит из театра. Митингуем, готовы на все: положить заявление об уходе, массовый уход, забастовка.
53
Петр Ильич Шабанов, в то время первый секретарь Пролетарского райкома КПСС. Театр на Таганке находился в то время в ведении этого района.
– Без права поступления в театры Москвы и Ленинграда. – Готовимся в таксисты.
Вечер. «Десять дней». Антракт. Труппа собралась в большой гримерной. Приходят Дупак, Глаголин, Голдаев – члены бюро. Труппа требует ясной информации о положении дел, о судьбе гл. режиссера. Я пишу.
Глаголин: Сегодня было комс. собрание, которое приняло резолюцию, в которой просило партбюро разъяснить положение дел и прекратить распространение зловредных слухов о снятии Любимова.
1. Репетиции сп. «Живой» прекращены с ведома Ю. П. Сначала хотели вывесить приказ, но Ю.П. попросил этого не делать, написал докладную записку, где заверил партбюро, что они с автором будут дорабатывать литературный материал, чтобы усилить, уточнить его идейную направленность.
2. Насколько мне показалось, некоторые товарищи сомневаются в деятельности бюро. Напомню, что все спектакли обсуждались и принимались бюро, и бюро вперед всех отвечает за все события. Я хочу сказать, никаких расхождений с Ю.П. нет, бюро поддерживало и будет поддерживать парт. линию гл. режиссера.
3. Сегодня я и Дупак были у Шабанова. Т. Шабанов сказал: «Приказа о снятии нет, и вопрос так не стоит».
4. В трудное для театра время защита театра состоит не в анархии, а в выдержке и организованности, в разумности поведения, поэтому я думаю, что все наши действия есть одного плана – в защиту Ю.П.