Секрет русского камамбера
Шрифт:
В халате и с пистолетом А.К. вышел на крылечко.
Таджики сидели на корточках на снегу, как галки, в чёрных шапках и тощих куртёнках. Они не умели прочесть объявление и не знали, что, если калитка закрыта, не стоит лезть через забор. Но они любили снег. Никто не встречал снег так радостно, как таджики, — ведь снег можно убирать за деньги, покупать еду и папиросы, платить за постой бабульке в соседней деревне, откупаться от милиционеров, а если снега много, то можно послать кусочек денег домой.
— Снег, хозяин, — парень, который немножко говорил по-русски, встал и
Рядом с таджиками тусовались общественные собаки. Таджики и собаки смотрели на А.К. честными тёмно-карими глазами. И таджики, и собаки были неунывающие и бывалые.
А.К. подумал, что собаки не различают цвета и всю жизнь смотрят чёрно-белое кино про людей и кошек. И, наверное, это кино не очень весёлое.
И тут А.К. догадался, как жить дальше.
Жить надо так, чтобы собакам было не стыдно и не противно смотреть чёрно-белое кино про людей.
— Заходите, братцы, — сказал А.К. — Научу вас по-русски читать…
Научный атеизм
Никола покурил, и мы поехали.
Но километров через двадцать Алёша, который выпил кофейку на заправке (Никола на заправке не курил, нельзя курить там), Алёша, который выпил кофе, захотел пописать, и мы снова остановились.
Из графика выбились уже минут на сорок.
Стояли у обочины, мигали аварийкой.
Хотелось апреля. Хотелось быстрого сильного дождя и запаха отогревшейся земли, но был июль, усталая, пыльная листва замученного придорожного перелеска и до апреля ещё далеко.
Почему заросшие травой обочины всегда такие страшные? Там непременно что-то жуткое — исковерканное железо погибшего автомобиля, дохлая собака, ворох бомжового тряпья, под которым может быть что угодно…
Пописавши, на обратной дороге от обочины к машине Алёша умудрился вляпаться в какую-то мерзость правым ботинком. Расходуя влажные салфетки и питьевую воду, сочувствуя, ахая и охая, все помогали ему очищать подмётку.
Наконец очистили говняный ботинок, начали было усаживаться, чтобы ехать дальше, но в это время на заднем сиденье завозился дремавший до этого Игорёк. Игорёк проголодался и потребовал достать его рюкзак, лежащий в глубине багажника.
Ну и компашка!
Я молчу, я вообще ничего не говорю, а Орлова уже ни жива ни мертва, думает, что сейчас ей влетит.
Ася, добрым голосом говорю я Орловой, Ася, зачем мы взяли с собой этих болванов? Орлова бормочет какую-то прокисшую дребедень, что нельзя женщинам пускаться одним в такое далёкое путешествие, надо обязательно взять с собой мужчин, а то вдруг колесо отвалится….
Это, конечно, правда. Мужчины и женщины уже давно существуют порознь, но помогают друг другу, если вдруг что.
Ася, говорю я, в таком случае вполне хватило бы одного остолопа, зачем тебе целых трое мужчин, любую фразу начинающих со слова «ой»? Ой, я во что-то вляпался. Ой, мне надо что-нибудь пожевать…
Мы едем далеко и по важному делу, а эти — просто довески какие-то, лишний груз для твоего «доджа-каравана»! Ну и собрала же ты друзей детства и юности, Ася…
Дождь не то чтобы
Ещё не хватало ехать по дождю! Так мы вообще до ночи не доедем. Ладно, всё, поехали.
Мы едем из-за Валентины Вадимовны, Наташиной матери. Вон она, сидит спереди, спокойная и терпеливая, словно не слышит наших препирательств, словно никуда не спешит. Валентина Вадимовна — заслуженный врач Российской Федерации, прекрасный хирург-абортник, больше сорока лет практики и ни одного осложнения. В молодости каждая из нашей девичьей компании хоть разок да попадала в опытные руки Наташиной мамы, пользуясь знакомством, что греха таить, или хотя бы как минимум ела вместе с Наташей дарёные шоколадные конфеты, которых у них дома был целый склад даже в самые голодные годы.
Хорошо ещё, что ни один из лопухов, устроившихся сейчас на заднем сиденье «доджа-каравана», не замешан в наших посещениях кабинета Валентины Вадимовны. Вот уж был бы полный пердюмонокль! Валентине Вадимовне уже к восьмидесяти, она давно не практикует. Она готовится к неотвратимому и даже ходила на исповедь. Батюшка велел класть поклоны и читать специальные молитвы, исповедоваться и причащаться, но тут дело не пошло — в молитвах слова непонятные, поклоны класть трудно физически, а причащаться тоже не очень-то выходит, потому что Валентина Вадимовна до сих пор много курит прямо с утра.
Но надо как-то готовиться к отплытию, и вот через знакомых знакомых знакомых Орлова, лучшая подруга Наташи, узнала про ясновидящего в далёком маленьком городке между Ивановым и Костромой. Может, он чего присоветует? Так что Валентина Вадимовна едет по делу, дочь сопровождает её, Орлова везёт всех в своей машине, я за компанию, могу подменить уставшую Орлову и вообще люблю ездить по закоулкам отчизны. Орлова рада поехать — квартира маленькая, а сыну надо налаживать личную жизнь. У неё всегда кто-то из родни налаживает личную жизнь. В младших и средних классах Орлову можно было в любое время дня и ночи встретить в троллейбусе шестьдесят девятого маршрута. Болталась во дворе или каталась в троллейбусе, пока её мама налаживала личную жизнь всё в той же маленькой квартире и малютка Орлова просто не могла открыть дверь, запертую изнутри. Тогда не было спецслужб по детям и прочих омбудсменов, уполномоченных взломать дверь, а потом долго стучать головой орловской мамы о косяк, и маленькая, проголодавшаяся, уставшая после школы девочка допоздна накручивала круги в шестьдесят девятом.
По идее, Орлова должна была стать стрелком, каким-нибудь Брейвиком или кем-то в этом роде. По итогам своего детского опыта. Так и вижу нашу Асеньку где-то на верхотуре, с выражением недоумения и обиды на бледном лице глядящую через оптический прицел, как праздничная толпа превращается в кровавые лохмотья.
Однако Орлова — владелица маленького агентства по организации детских праздников, в её распоряжении несколько клоунов, гелиевые шары и траченные молью ростовые куклы. Смех и радость мы приносим людям.