Шрифт:
Глава 1
В профессии женщины не могло быть сомнений. Она слишком сильно отличалась от обычных прохожих. Это было очевидно.
Он заметил ее, когда шел по западной стороне Бродвея. Она шла по восточной. На какой-то момент она остановилась и посмотрела на витрину магазинчика. Как раз в это время он стоял у светофора на пересечении Бродвея и Сорок второй улицы. Она посмотрела на часики, украшавшие изящное запястье, и ускорила шаг. Он пересек шумную улицу и почти сравнялся с ней.
Должно быть, она куда-то
Его шаг был более ленивым, чем ее. Ведь он никуда не спешил. До назначенной встречи оставалось еще много времени. Но его ноги были куда длиннее, чем ее, а каблучки ее туфель слишком тонки и высоки, поэтому расстояние между ними разделяли все те же несколько метров.
Ее нельзя было назвать красивой. Нью-Йорк вообще всегда поражал его своими контрастами. Сколько раз он, выросший в провинции, приезжал сюда, столько раз находил город пыльным, серым, грязным, мерзким и недружелюбным.
Вряд ли она жила здесь. В ней было что-то неуловимо-иностранное, слегка экзотичное, хотя он знал, что ньюйоркцы часто выглядят именно так. На своих высоких каблуках она была ростом почти с его метр восемьдесят сантиметров. Она вышагивала на них с осторожностью, каждый раз как будто задумываясь, куда поставить ногу. Однако это не лишало ее походку грациозности, и казалось, она нисколько не боится упасть.
Пройдя несколько кварталов, она свернула в боковую улочку и вошла в здание. Он посмотрел на написанный на доме номер и удивленно поднял брови. Надо же, ему тоже сюда!
Он миновал вестибюль и зашел в лифт, когда двери уже начали с шумом закрываться. Теперь они были совсем рядом.
— Какой этаж? — спросила она. Женщина обладала приятным голосом — низким и мелодичным.
— Двадцать пятый, — ответил он.
Кажется, она была немного удивлена, нажимая кнопку с числом «двадцать пять». Это была единственная нажатая кнопка. Значит, ей тоже на двадцать пятый? Интересно, их дороги пересекутся и дальше? В какой офис она направляется? Его интерес возрастал с каждой минутой.
Ее густые блестящие волосы имели рыжевато-красный оттенок и, красиво обрамляя лицо, падали на плечи. Она обладала прекрасной, без единого изъяна, бледно-кремовой кожей. Ее большие глаза были чуть раскосыми. Иногда в их синей глубине вспыхивал какой-то особый изумрудный огонь. Пожалуй, он никогда в жизни не видел таких красивых глаз. Не было сомнения, что именно глаза делали эту женщину особенно привлекательной.
Безусловно, она была отлично сложена. Изящная, но не худая, чувственная, но не пухленькая. Черное шелковое платье с кружевами только добавляло всему облику женственности и загадочности. Оно плотно обтягивало ее полную грудь, струилось по тонкой талии и заканчивалось, едва прикрывая ровные ягодицы. Продольный разрез, открывающий крутое бедро, был, пожалуй, слишком нескромным.
Ему нравилось это платье.
Он даже собрался сказать ей об этом, но удержался, подумав, что она может обвинить его в сексуальном домогательстве.
Лифт остановился на пятнадцатом этаже, и она слегка отодвинулась, прислонившись к стенке кабины. Одного взгляда на нее ему хватило, чтобы снова захотеть заговорить с ней.
Две немолодые женщины придирчиво заглянули внутрь и, увидев ее, обменялись кривыми ухмылками, промямлив что-то относительно того, что подождут.
Двери лифта с грохотом захлопнулись. Она поджата губы, и он подумал, что окружающие часто реагируют на ее внешний вид таким образом. Однако эта реакция скорее забавляла женщину, чем расстраивала.
В то же время, если попробовать сделать ей комплимент или позволить легкий флирт, она скорее всего сразу назовет свою цену или же заявит, что ее день и без того расписан по минутам. И тогда весь ореол загадочности, окружающий ее образ, мгновенно улетучится. Сказка закончится! Да, чего доброго, она еще и даст понять, что он зря теряет время. Он никогда не платил женщинам за то, чтобы те скрашивали его досуг, и не собирался изменять своим принципам.
Наконец лифт остановился на двадцать пятом этаже. Он вдруг вспомнил о правилах хорошего тока, которые безуспешно пытался привить ему дед, и изящным жестом пригласил ее выйти первой.
Алисия Кэннон на секунду задержала свой томный взгляд на мужчине. «Должно быть, он неплохой парень», — подумала она, вспомнив, как он смотрел на нее — украдкой, не смело, но упрямо, ни на мгновение не дав ей почувствовать себя неловко за весь путь до двадцать пятого этажа. Впервые покинув театр в таком костюме, она всю дорогу ловила на себе похотливые мужские взгляды. Этот молодой человек, в отличие от остальных, смотрел изучающе-внимательно и в то же время негрубо и даже с некоторым почтением. «Прекрасное сочетание», — отметила она про себя.
Она шла позади него, как вдруг что-то — что за чертовщина! — заставило ее ускорить шаг и заглянуть ему прямо в глаза. Возможно, она слишком вошла в образ, исполняемый на сцене. Алисия сама не понимала, что делает, когда грациозно приподняла пальчиком его подбородок и, слегка подмигнув, продолжила свой путь.
Уголком глаза она наблюдала за ним: мужчина выглядел ошарашенным, потом изумление на его лице постепенно сменилось ухмылкой. Он вопросительно поднял голову и зашагал вслед за ней.
Удивительно, но он не свернул ни в одну из контор, располагавшихся на этом этаже, а продолжил путь в том же направлении, что и она. У двери с табличкой «Актерское агентство Слейда и Джексона» оба остановились. Он открыл дверь и пропустил ее вперед.
— О, как мы приоделись для сегодняшней встречи! — съязвила секретарша.
Элли Кэннон грациозно поставила ножку на перекладину письменного стола, наклонилась вперед, изящно выгнула спину и проговорила низким чувственным голосом:
— Скажите Монти, что я здесь. Он ждет меня.