Секрет Юлиана Отступника
Шрифт:
— Джордж, хочу попросить тебя об услуге.
— Если ты хочешь пробраться в Белый дом и побить там посуду, лучше сразу выброси это из головы.
Лэнг стал серьезным.
— Помнишь Дона Хаффа?
— Помню. Постарше нас. Кажется, из оперативного отдела, да? Если мне память не изменяет, он в старое недоброе время спас твою задницу от серьезных неприятностей на КПП «Чарли», верно?
— Его убили. И Герт Фукс.
Продолжительная пауза.
— Герт? Та немка? Богиня, словно сошедшая с рекламного плаката для туристов?
— Она самая.
— Лэнг, — сказал, немного помолчав, Джордж, уже совсем другим тоном, — тут в коридорах поговаривали о том, что Герт ушла
— Благодарю.
— Есть какие-нибудь соображения?
— Поэтому-то, Джордж, мне и нужна твоя помощь. Точнее выражаясь, информация.
— Если что-то можно сделать — сделаю.
Лэнг сказал ему, что от него требуется. Последовала еще одна продолжительная пауза.
— На это нужно некоторое время. Ты понимаешь, черт возьми, что хочешь отправить меня к самому сотворению мира, а то и раньше? Может быть, даже в те времена, когда и компьютерами толком не пользовались.
Лэнг едва успел убрать ВВПУ в потайной ящик, как вошла Сара с грудой папок.
— Просмотрите-ка это и решите, чем вам необходимо заняться до отъезда.
Глава 26
Решив покинуть Соединенные Штаты через Вашингтон, Лэнг преследовал двоякую цель. Во-первых, если бы во время перелета из аэропорта Даллеса в Рим ему попалось бы знакомое лицо, это бесспорно значило бы, что за ним ведется слежка. Во-вторых, безответные вопросы гудели в мозгу Лэнга, словно взбудораженные пчелы в улье. На некоторые из них он мог бы найти ответ за время, оставшееся до вылета. А вылететь он должен был назавтра утром. Короткий звонок в офис одного из сенаторов от Джорджии и напоминание о деятельности его благотворительного фонда помог ему получить необходимые документы для допуска в Национальный архив.
Обогнув длинный хвост из туристов, дожидавшихся своей очереди посмотреть на лежащую в стеклянной витрине Декларацию независимости, Лэнг нашел нужный ему стол. Сидевшая за ним пышнотелая дама с собранными на затылке в тугой пучок жесткими волосами с откровенным недовольством изучила его верительные грамоты, свидетельствующие о том, что к науке он не имеет никакого отношения. Со столь же явной неохотой, типичной для бюрократа любого уровня, принужденного выполнять свои обязанности, она вручила ему пластмассовый значок посетителя и велела подняться на третий этаж. Впрочем, ее настроение несколько улучшилось, когда она сообщила Лэнгу, что интересующие его фонды обработаны лишь частично.
Взгляду Рейлли открылись длинные ряды полок, набитых собранными без всякого порядка бумагами. Немцы, составлявшие эти документы, наверняка не на шутку перепугались бы, если бы им довелось узнать, в каком хаосе пребывает их творчество. Грузовые накладные и графики движения поездов, отчеты о реквизициях, указывающие количество бензина с точностью до литра, — все это было свалено вместе. Никогда еще в истории ни одна побежденная нация не оставляла столь досконального отчета о своем существовании, как Третий рейх, где фиксировалась каждая мелочь. И нигде и никогда подобные архивы не оставались полностью неизученными, поскольку свыше шестидесяти лет пребывали в упакованном состоянии и в полном беспорядке [45] .
45
Зато попавшие к американцам и присвоенные ими советские архивы, захваченные во время войны немцами, были скрупулезно изучены и полностью описаны.
Впрочем, какой-то порядок здесь, пожалуй, все же был. В конце каждого ряда имелся выцветший ярлык, на котором красовались годы и географические названия: Италия, Франция и так далее.
Когда же немецкая армия потеснила итальянских фашистов, оборонявших итальянский сапог? Лэнг снял с полки, относившейся к Италии 1943–1944 годов, две коробки и перенес их на маленький столик, небольшой плакат над которым сообщал, что коробки поставят обратно сотрудники архива. Видимо, здесь придумали свою собственную программу общественных работ.
От запаха старой бумаги щипало в носу. К счастью, большая часть документов была напечатана на машинке, а не написана от руки старинным готическим шрифтом, который Гитлер не только возродил, но и указом объявил обязательным в официальном делопроизводстве. Это было лишь одним из его многочисленных безуспешных деяний, которыми он рассчитывал напомнить Германии о былых славных эпохах, наподобие эпохи царствования Фридриха Великого в восемнадцатом веке.
Весь первый час Лэнг пролистывал немыслимо скучные бумаги вроде графиков движения поездов, приказов по поводу распределения провианта и ремонта техники и тому подобных мелочей, определявших быт армии Кессельринга. Сначала он подумал, что, может быть, стоит углубиться в транспортные документы, но отказался от этой мысли: сплошной просмотр бумаг отступающей армии потребовал бы очень много времени, а его-то как раз и не было.
Сдвинув коробки в сторону, Рейлли поставил на столик еще пару. И все же в середине последней коробки, относившейся к Италии в 1944 году, он нашел то, что хотел: потемневшую от старости копию письма, отпечатанного на уникальном фирменном бланке. Орел с распростертыми крыльями и вплетенной в венок свастикой в лапах, украшавший официальные бумаги, здесь был изображен в три четверти. В одной когтистой лапе он держал пару зигзагообразных молний, а в другой — крест с загнутыми концами. Изображение окружала надпись «Meine Ehre heit Treue!» — «Моя честь — верность», девиз СС.
Лэнг подвинул стул ближе к лампе и углубился в чтение выцветших строчек пляшущего телетайпного шрифта.
8 мая 1944 г.
СРОЧНО И СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Штурмбаннфюреру Отто Скорцени
Виа-Рассилия, 29
Рим
Герр штурмбаннфюрер!
Настоящим письмом Вы освобождаетесь от обязанностей, возложенных на Вас в соответствии с распоряжением от 1 апреля 1944 г. Вы должны немедленно отбыть в Берлин для получения нового служебного назначения, используя самый быстроходный транспорт, в том числе, при необходимости, самолет. Перед Вашим отъездом из Рима все документы, касающиеся предыдущих заданий, должны быть уничтожены, повторяю, уничтожены.