Секрет
Шрифт:
– Почему я здесь? – собственный голос показался странным, чужим.
– Прости, Бриджит. Просто пытаюсь защитить тебя от опасности. Знай, что я всегда на твоей стороне.
– Мне нужно срочно связаться с Сэмом.
– Я с ним разговаривал. Он приедет за тобой, как только сможет, а сейчас велел сказать, чтобы ты вела себя тихо.
– Правда? – растерянно спросила Бриджит. – Можно ему позвонить?
– Прости, но пользоваться телефоном очень опасно. За нами постоянно следят. – Человек показал на камеру в темном углу возле окна: Бриджит ее не заметила. – Как только появится возможность, сразу переправлю тебя в надежное место. Не обижайся, моя хорошая. – Он положил руку на плечо. Удивительно, но прикосновение оказалось приятным, успокаивающим. – А сейчас надо поесть. Поддержать
Бриджит посмотрела на поднос. Кем бы ни был этот человек, он знал, что ей нравится. «Лукозейд» любила с детства. Брат обычно покупал бутылку по дороге из школы и тайком передавал, когда она сидела взаперти. И красное яблоко здесь было. Она любила красные яблоки. В детстве вытаскивала семечки и выкладывала из них узоры. Они с братом изобрели собственный тайный язык и с помощью яблочных семечек передавали друг другу сообщения. А еще на подносе оказался йогурт с ложечкой и сэндвич с курицей, листьями салата, майонезом и горчицей на зерновом хлебе. Отлично. Но откуда он все это знает?
Человек улыбнулся. Обнял, привлек и коснулся губами губ. Мысли путались. Никак не удавалось вспомнить, как его зовут. Она ответила на поцелуй. Губы оказались мягкими и пахли сигаретами. Словно в тумане, Бриджит погладила небритую щеку. Он поцеловал жадно и опрокинул на кровать. Она вцепилась в его одежду, отчаянно стремясь ощутить безопасность. Почему-то не сомневалась, что в страстных объятиях найдет утешение и покой. Сбросила трусы, и они вместе спрятались под одеяло. Бриджит забралась наверх: под тяжестью его тела нога болела. Быстро расстегнула молнию на куртке; он тут же запустил ладони и принялся гладить. «Боже, до чего же хорошо!»
Когда они вместе двигались, очень хотелось, чтобы незнакомец не уходил, а все время оставался рядом, но почему-то было ясно, что это лишь украденный миг, что времени мало. Человек защищал; он не мог держать ее в плену. Тело пылало. С Сэмом она никогда не испытывала подобного экстаза. Или испытывала?
Потом он встал, натянул брюки и, глядя на нее сверху вниз, застегнул молнию. Подал спортивную куртку с капюшоном, и Бриджит прикрыла плечи и грудь. Улыбнулся и ушел за занавеску, в туалет. Бриджит схватила сэндвич и молниеносно проглотила. Йогурт не тронула, но ложку спрятала в карман. Жадно выпила «Лукозейд». Незнакомец подошел к кровати. Взял стоявшую возле стены большую сумку, покопался в глубине и протянул бутылку воды. Бриджит благодарно приняла.
– Скоро вернусь. Обещаю. – Он шагнул к выходу, но тут же остановился. – Забыл: надо принять антибиотик, чтобы нога не воспалилась.
Достал из кармана упаковку и протянул две таблетки. Бриджит положила их на язык и запила водой из бутылки. Сразу захотелось в туалет. Когда вернулась из-за занавески, человек исчез вместе с пустым подносом. Жалко, что яблоко тоже унес.
Бриджит подошла к двери и дернула ручку. Заперто. С трудом вернулась к кровати: голова закружилась. Не надо было принимать эти таблетки. Что же происходит? Снова очень захотелось спать. Она подняла ногу на кровать и размотала повязку. Рана оказалась не такой страшной, как представлялась. Уже начала затягиваться. А когда это случилось, было очень больно: стекло застряло глубоко. Воспоминания ускользали все дальше и дальше, словно растворяясь в густом тумане.
Вдруг послышался царапающий звук. Бриджит обернулась. Звук доносился сзади, из угла. Кто-то скреб стену. Но не человек: удивительно, но в углу сидела собака, причем странно знакомая – коричневая, с белыми пятнами. Совсем как ее давний любимец, Уилберфорс. Пес скреб бетонный пол, пытаясь прорыть ход и выбраться на волю. Звук частого дыхания успокаивал, напоминал, что рядом есть кто-то живой.
– Эй, песик! – позвала Бриджит.
Как он мог здесь оказаться?
Собака тут же перестала скрести, подбежала к кровати, послушно села и горячо задышала в лицо. Непонятно, как такое могло случиться, но это действительно оказался Уилберфорс: на ошейнике красовалась медная бляшка с большой буквой «У». Уилберфорс умер, когда Бриджит было тринадцать лет. Должно быть, это сон. Пока она смотрела, собака легла на пол и захрипела. Глядя, как отчаянно та ловит
– Это неправда, неправда, – твердила громким шепотом.
Бриджит лежала на кровати, а красная вода уже плескалась рядом, заливала покрывало. Волны становились все агрессивнее, и она ощущала их вкус. Руки, ее собственные руки, стали красными. Может быть, так проявилось чувство вины за то, что случилось с Ди? Если бы она внимательно следила за происходящим, Ди не погибла бы.
«Прости, прости, Ди. Это неправда, неправда».
Кровать качалась. Бриджит лежала неподвижно. Ощущение напомнило, как в детстве она играла с мамой в прятки. Залезала под пуховое одеяло и не дышала, пока та лихорадочно обыскивала дом. До сих пор не знала, действительно ли хорошо пряталась, или мама искусно подыгрывала. Первое объяснение казалось менее вероятным. Наконец качка прекратилась. Время медленно тянулось. Бриджит осторожно приоткрыла глаза. Красная вода исчезла, а вместе с ней пропал и Уилберфорс. Комната вернулась в нормальное состояние. Если не считать страшной головной боли, наступило успокоение.
Бриджит снова перевязала рану на коленке, осторожно поднялась с кровати, взяла стоявшую возле туалетного стола табуретку и отнесла к камере, стараясь оставаться вне поля зрения. Залезла на табуретку и потянула за отходивший сбоку провод. Провод свободно поддался и повис, ни к чему не прикрепленный. Обрезан. Оказалось, камера здесь просто для вида.
Зачем же он сказал, что за ними следят?
Убедившись в безопасности, Бриджит ухватилась за край кровати и потянула. Громоздкая железная конструкция оказалась тяжелой, но упрямства ей хватало. Нога болела. Сознание начало проваливаться, память снова ускользала. Она нащупала в кармане украденную с подноса ложку. Надо нацарапать на полу послание – на тот случай, если снова все забудет. Только нельзя писать на видном месте. Бриджит подошла к дальнему концу кровати и увидела это. Кровь застыла от ужаса.
Оказалось, что послание уже написано. Рядом со словами лежала металлическая ложка со стесанным почти до основания концом. На полу было нацарапано ее имя – много раз подряд, снова и снова. Слова наползали одно на другое, почерк становился все более невнятным. Значит, она здесь уже давно. И уже делала это.
Что случилось с памятью?
Бриджит опустилась на колени и опять принялась царапать свое имя. Еще и еще. Рука устала и заболела. Голова раскалывалась, подступала тошнота. Что же, черт возьми, это за человек? С ним было так хорошо. Хотелось, чтобы он остался. С кем она переспала? Попыталась найти в сознании имя. Ничего не получилось. Так и не смогла вспомнить. Что, если и это тоже галлюцинация? Какие таблетки он дал? Может быть, все-таки удастся вспомнить? Спать не хотелось – чтобы снова все не забыть. Бог знает, сколько раз уже забывала. Бриджит легла на кровать и сжала ладонями виски, чтобы остановить мучительное головокружение. Веки отяжелели, сон подкрался ближе и начал неумолимо затягивать, затягивать во тьму…
Глава 10
Шрам
Сейчас
В утреннем сумраке Имоджен босиком прошлепала по коридору. Сначала решила принять горячую ванну, но передумала. Не хотелось лежать в воде и смотреть на след от раны на животе. После отъезда из Плимута предпочитала душ, чтобы не видеть собственного тела. Хотя шрам уже побледнел и стал розовым, надежнее притвориться, что его вообще не существует. Впрочем, проблему составлял не только шрам. Посмотрев вниз, Имоджен увидела еще и след от пули, полученной в деле учителя. За несколько последних недель рана зажила и превратилась в аккуратный багровый кружок. Она беспокоила меньше и не доставляла таких мучительных страданий, какие пришлось пережить после ранения в Плимуте. Имоджен прикрыла глаза, и горькие воспоминания не заставили себя ждать. Отъезд из Плимута. Перевод в Эксетер. Сэм. Шрам.