Секретная битва
Шрифт:
Военно-транспортный самолет подрулил к ковровой дорожке. Пилот убрал газ, два пропеллера с шумом рассекали воздух на малых оборотах. Четыре сержанта в летных фуражках с голубыми околышами подкатили заранее подготовленный трап к открывшемуся люку. Через секунду из люка на трап шагнул тот человек, ради встречи которого был приготовлен трап, постелена ковровая дорожка и выставлен почетный караул — премьер-министр Великобритании сэр Уинстон Спенсер Черчилль.
Необъятных размеров брюхо, мясистые щеки, неизменная сигара в уголке рта и привычка прищуривать один глаз делали его похожим на карикатуру буржуина, какими их совсем недавно рисовал «Агитпроп». Неловко цепляясь за перила
— На кра-ул! — послышалось с правого фланга. Две шеренги солдат одновременно, выверенным и хорошо отработанным движением вскинули карабины от ноги вертикально вверх. С левого фланга оркестр вдарил марш. Начальник караула, держа в правой руке саблю клинком к земле, рубанул строевым приветствовать высокого гостя.
Черчилль не обратил на начальника караула и его саблю никакого внимания. Он пошел вдоль шеренг караула, придирчиво вглядываясь в лицо каждого бойца, как бы ища в их глазах ответ на самый главный вопрос: «Ну что, сынки? Сдержите немца? Не пустите его на Кавказ? Стоит ли Британии вкладывать в вас деньги? Или вся военная техника, которая идет к вам с северными конвоями, попав на фронт, скоро станет грудой искореженного и бесполезного металлолома?»
Караульные сжимали карабины и, задрав подбородки, уважительно поедали придирчивого старика глазами.
Головин был в числе тех, кто встречал Черчилля.
Он никак не мог понять, для чего он нужен тут, на аэродроме. Если бы Черчилль летел в Москву напрямую из Лондона, то это было бы хоть как-то понятно. Головин отвечал за Северо-Западное направление. Как говорится, мало ли что может случиться по дороге. Но неугомонный Черчилль летел в Москву через Каир и Тегеран, где он наверняка тоже улаживал свои дела и укреплял позиции Соединенного Королевства. Черчилль поразительно шустро передвигался по миру. Совсем не как отяжелевший политик, а как молодой фельдъегерь.
Сталин такой прыти себе не позволял.
Головин сопоставил Черчилля и Сталина. Насколько эти два безусловно великих человека не похожи между собой! Взять хотя бы охрану. Если бы Сталин решил выехать куда-нибудь из Кремля помимо Кунцевской дачи, например в Ялту, то уже за два месяца местные органы НКВД совместно с прикомандированными сотрудниками из Москвы отсеяли бы весь неблагонадежный элемент в радиусе двухсот километров. На дальних подступах к сталинской даче развернулись бы два батальона войск НКВД, и еще рота заняла бы позиции на ближних. За каждым кустиком на дачном участке сидел бы сотрудник в штатском, ведя непрерывное наблюдение и будучи готовым решительно отразить покушение на любимого вождя. Везде был бы введен пропускной режим. Территорию поделили бы на зоны, и каждый пропуск давал бы право прохода в какую-то одну зону.
А Черчилль к своей охране относился едва ли не легкомысленно. Совсем не за два месяца до его прилета, а только вчера после обеда прибыли шесть человек из личной охраны премьер-министра во главе с майором Грейвсом. Несмотря на свою мрачную фамилию Graves, майор оказался не занудливым служакой, а веселым и улыбчивым человеком. Едва оглядев помещения, предназначенные для отдыха британского премьера, вверенного ему под охрану, он мельком зашел на кухню, познакомился с поварами, после этого осмотрел подъездные дороги и всем остался доволен. Замечаний и пожеланий он никаких не высказал. Советская сторона все сделала в высшей степени предупредительно, просто по-царски. Майор почувствовал себя совершенно свободным
Головин проводил его с откровенной завистью.
Сейчас этот Грейвс стоял вместе с Головиным возле машин кортежа и рассказывал ему лондонские анекдоты, не жалея при этом самого премьер-министра. Головин вполуха слушал майорские байки, то и дело угрюмо поглядывая на лицо своего английского коллеги, гладко выбритое и освеженное французским одеколоном.
Сам Головин не спал уже вторые сутки.
Сталин, страдая ночной бессонницей, отправлялся на отдых только под утро, и вся работа государственного аппарата была подогнана под этот его график. Рабочий день в наркоматах и Генштабе начинался в восемь утра и заканчивался далеко за полночь, часто под утро, так как никому не было известно, какую справку, какой документ и из какой именно инстанции потребует Хозяин в ту или иную минуту. Поэтому все оставались на своих местах, ожидая распоряжений сверху. Цепочка бодрствующей ночами власти начиналась в кремлевском кабинете вождя и, пробежав по наркоматам и главкам, через обкомы, обрывалась где-то в безымянных глухих райкомах и райисполкомах на самом краю империи. Миллионы людей не смыкали ночами глаз, готовые немедленно действовать в соответствии с волей Хозяина.
Головин закончил свои дела в управлении около четырех часов утра, когда дежурный получил звонок из Кремля, что Хозяин отбыл на дачу и всем можно расслабиться. Он успел подремать на диване около часа, потому что в шесть ноль-ноль Власик устраивал последнюю планерку для всех ответственных лиц, обеспечивавших встречу Сталина и Черчилля. Делать ему на той планерке было нечего. Черчилль подлетал с южного направления, где был свой ответственный. Вопросов к Головину возникнуть не могло, но от посещения планерки его никто не освобождал и не мог освободить. Решение о персональном составе оргкомитета принималось на Политбюро, а его членов мало волновали трудности каждого отдельно взятого генерала.
Наконец Черчилль закончил буравить взглядом красноармейцев и двинулся к машине. Головин, думая, что он тут совершенно лишний, не тронулся с места даже тогда, когда Грейвс пригласил его в свой автомобиль.
Он дождался, пока к кортежу подойдет Власик, и спросил своего временного начальника:
— Николай Сидорович, разрешите убыть по делам службы?
Власик обернулся.
— Куда убыть?! Какой службы?! — Он показал глазами на машину Черчилля: — Вон она — твоя служба. В Кремль!
Головин, проклиная про себя и Власика, и Черчилля, и Грейвса, сел в машину и отправился вслед за всеми.
Он хотел спать.
Когда кортеж переехал Каменный мост и сбавил скорость возле Боровицких ворот, Власик остановил машину Головина.
— Филипп Ильич, свои дела у тебя какие-нибудь есть на сегодня?
Умный вопрос. Тем более что от непосредственных обязанностей Головина никакое Политбюро не освобождало.
— Полно.
— Тогда вот что. Ты поезжай, а к двадцати одному — ко мне за получением задачи. Ясно?
— Так точно, Николай Сидорович. Разрешите убыть?
— Давай, Ильич. Не до тебя пока. Жду вечером.
Уже третий год живя в напряженном ритме бесконечного цейтнота, Черчилль думал, что его с аэродрома немедленно повезут прямо к Сталину и переговоры начнутся сей же час. Сталин же дал гостю передохнуть с дороги и пригласил его к себе только около одиннадцати вечера.
На Кунцевскую дачу.
Ровно в двадцать один ноль-ноль генерал Головин и майор Грейвс доложили Власику о прибытии.