Секретные академики
Шрифт:
ВИАМ занимается не только созданием материалов для авиации, но и для космической техники. Готовилась к запуску первая орбитальная станция «Салют», и я побывал в институте, а потом уехал в Куйбышев (ныне Самару) на завод, где делался корпус станции. Оказывается, уже тогда наши пути с будущим академиком Фридляндером пересекались, но суждено было увидеться и поговорить только сейчас.
Я не стал откладывать встречу, когда увидел «Воспоминания». На титульном листе рукой ученого было написано: «С самыми добрыми пожеланиями. Академик И. Фридляндер». Я понял, что только очень нестандартный и оригинальный человек способен на каждом экземпляре своей книги написать добрые пожелания тому, кто ее купил. Удивление ни на минуту не покидало меня и во время чтения книги. Оказывается, многие события в нашей науке и технике, с которыми я сталкивался во время своей работы, я воспринимал совсем по-другому, чем это было в реальности. Ученый открывал мне совсем неведомый мир.
Мы встретились с Иосифом Наумовичем
Я написал цифру «70» и почти не поверил этому: разве такое возможно?!
Но передо мной сидел человек, который был не только очевидцем становления и развития авиации и ракетной техники, но и ее непосредственным участником. Единственный на планете такой человек! Единственный ученый, который помог людям летать над Землей и вне ее!
Нашу беседу я начал так:
— Иосиф Наумович, я внимательно познакомился с вашими воспоминаниями. Честно говоря, меня особенно удивило одно: почему вас не посадили?!
— Пытались это сделать три раза. Причем на разных этапах моей жизни.
— И когда первый раз?
— Шла серия первых реактивных истребителей МиГ-15. Звонит мне министр и приказывает в 8 утра быть в аэропорту. Он располагался там, где сейчас аэровокзал находится. Приехали. Темно. Хмуро. Низкая облачность. Собираются вместе с нами из НКВД, из Генеральной прокуратуры. Приезжает министр и сообщает: вчера товарищ Сталин сказал на заседании Политбюро, что до него дошли сведения о том, что на истребителе МиГ-15, которые делали в Самаре, появились трещины. А эти самолеты должны быть на параде. Если истребители не будут на первомайском параде, то все, кто причастен к ним, отправятся «на Север». Если же во время парада с истребителями что-то случится, то виновные понесут более суровое наказание. Погода нелетная, но мы летим. Самолет министерский, разделен на две половины. Впереди сидят министр и представители генпрокуратуры и НКВД. В случае если что-то обнаружится на заводе, то судьба наша будет решена сразу. Во втором салоне сидим мы, металлурги. Настроение, как понимаете, неважнецкое. И тогда один металлург вытащил банку спирта. Тогда в такие поездки металлурги обязательно спирт брали.
— И не только тогда, и не только металлурги!
— Достали воду и две жестяные кружки. Поскольку вы, наверное, профан в этих вопросах, то я вам сообщу, что спирт можно пить двумя способами. Первый: наливаете в кружку спирт, а потом воду, и доводите смесь до сорока процентов. При этом смесь нагревается и пить ее довольно противно. Второй вариант: выпить спирт и, не переводя дыхание, запить его водой. Значит, мы выпили.
— Каким способом?
— Только вторым!
— Но есть еще третий способ.
— Это какой же?
— Сначала чуть-чуть взять в горло воды, как бы прослойку сделать, а потом уже спирт и в заключение воду. Естественно, одним махом, не переводя дыхания!
— Значит, вы более профессионал, чем я, но мы тогда пили именно так, как я рассказал.
— Мой метод изобрели атомщики…
— Они всегда норовили быть впереди всех. Итак, прилетели мы в Самару, сели на заводском аэродроме. Сразу зашли в цех. Стоят 15 самолетов, совершенно готовых. Надо решить: можно на них летать или нельзя. Из нашего сплава была сделана та часть самолета, которая соединяет крыло и фюзеляж. Если появляется в этой детали трещина, то крыло отваливается. Начальственная «троица» в связи со сложностью ситуации отправилась в коттедж, а нам они дали три дня, чтобы мы выяснили ситуацию. Мы все исследовали, и, действительно, в одной из деталей мы обнаружили тонкую волосяную трещину. Все тщательно изучили, изрезали множество полос из металла, но других трещин не нашли. Значит, случай их появления единичный. Приезжают через три дня генералы. Я им читаю заключение, в котором записано так: «Вероятность появления трещины в МиГ-15 очень мала». Генералы тупо смотрят на меня и молчат. Я молчу, они молчат. Минут пять все это продолжается. После этого я беру лист бумаги и пишу: «Летать можно». Тут генералы облегченно вдохнули, главный из них аккуратно сложил мою бумажку в папку и забрал. 9 апреля раздается телефонный звонок из КБ Микояна. Сообщают, что на высоте 8 километров разбился МиГ-15. Я помчался на место катастрофы: неужели оказалась трещина?
Но все оказалось совсем по-другому, на высоте 8 км отказал двигатель. Летчик нажал на кнопку катапультирования, и его выбросило из падающего самолета вместе с креслом. Потом кресло отделилось, раскрылся парашют, и он благополучно приземлился. Это был первый случай катапультирования из реактивного самолета в нашей авиации и на следующий день газеты сообщили о награждении летчика орденом Красной Звезды за проявленное им личное мужество. В чем заключалось личное мужество, в газетах по тогдашним обычаям не было ни слова. Лонжероны из сплава В95 после такого испытания уцелели.
И вот Первое мая. Демонстрация. Я иду в колонне ВИАМ. Мы подошли к Трубной площади, и в этот момент над нами пролетели МиГ-15. «Господи — думал я — пронеси их над Красной площадью, а потом хоть потоп». Молитва моя была услышана. Воздушный парад успешно закончился. Сплаву В95 был дан зеленый свет, а я через какое-то время тоже был награжден орденом.
Понятно, если бы я не дал «добро» на полеты «МиГов», то, безусловно, оказался бы в северных широтах надолго.
Из воспоминаний:«Руководителем моей дипломной работы был И. И. Сидорин, и поскольку он всей душой был привязан к алюминиевым сплавам, то и тему он мне дал соответствующую — «Плавка и литье алюминиевых сплавов в вакууме». Мне помогал техник Костя Гусев, молодой парень моих лет, аккуратный и старательный. Вдвоем мы обхаживали нашу печку: готовили вакуумные уплотняющие резиновые кольца, вставляли и затягивали многочисленные болты, включали систему насосов и глядели на манометры. Увы, печь снова и снова текла. В 4 часа Костя уходил, а я работал до отказа до 9–10 часов вечера, добиваясь устойчивого вакуума. Я совершенно не жалел, что вместо стандартного, простого исследования мне достался такой трудный орешек.
Терпение и труд все перетрут. В конце концов наступил такой день, когда я с Костей Гусевым смог сделать настоящую плавку дюралюминия. В окошечке на крышке печи было видно, как лопаются на поверхности жидкого металла пузырьки отходящего газа. Повернув печь, вылили металл в изложницу, находящуюся в печи. Раскрывать горячую печь нельзя. Мы оставили ее остывать, что требует нескольких часов, и отправились по домам. Ночью мне снился плотный, без единой поры слиток. На процедуру открытия печи сбежалась вся лаборатория. Последний болт откручен, крышка снята, слиток вытащен. Все уставились на печь, не понимая, что все это означает — вместо обычной усадочной раковины слиток вздулся, сверху образовалась большая шапка. Мы разрезали слиток на ленточной пиле — и что же там увидели: сплошные пузыри по всему сечению — хороший голландский сыр. Вот тебе и плотный металл без единой поры. Мораль — плавить надо в вакууме, а затвердевать металл должен при обычном давлении при открытой печи.
Итак, разобравшись со всеми явлениями при плавке и отливке алюминиевых сплавов в вакууме, я написал дипломную работу, получил при защите пятерку и рекомендацию в аспирантуру МВТУ».
— Я уже не первый раз встречаюсь с учеными, чей путь в большую науку начинается с непредвиденных, неожиданных результатов в первых же исследованиях, которые они вели самостоятельно. Это закономерно?
— Конечно. Всегда привлекает новое, неожиданное, которое ты стремишься понять и объяснить. И если тебе это удается, то получаешь огромное удовлетворение и стремление идти дальше. Это как у путешественника, который предчувствует, что за следующим поворотом его ждет еще одна встреча с прекрасным. Это толкает его вперед. Ощущение «первооткрывателя» — это всегда стимулирует к поиску в науке.
— У вас всегда были подобные стимулы?
— Конечно, причем во многих случаях, это связано с теми катастрофами в авиации, которые происходили из-за материалов, из-за того, что ученые недостаточно хорошо их знали. Подобных примеров в истории авиации и ракетной техники много.
Из хроники катастроф: Английская реактивная «Комета», выполнявшая рейс Сингапур — Лондон на высоте 10 километров, исчезла с экранов радаров утром 10 января 1954 года над островом Эльба. Два рыбака видели, как падали горящие обломки лайнера. К этому времени самолет налетал 3681 час.
Через три месяца «Комета» вылетела из Рима в Каир. Через полчаса самолет рухнул в море. Налет составлял 2704 часа.
Самолеты этого типа были немедленно святы с эксплуатации.
Со дня моря были подняты обломки лайнеров. Они тщательно исследовались в Англии. Вскоре специалисты выяснили, что самолеты разрушились в воздухе, а лишь потом части их загорелись.
Академик И. Н. Фридляндер так объясняет причину гибели «Комет»: «Каждый раз при подъеме на высоту 10 километров, когда внешнее давление снижалось, фюзеляж как бы раздувался под влиянием постоянного внутреннего давления, а при посадке на землю он возвращался в исходное состояние. Так повторялось при каждом цикле полетов, причем на высоте 10 км особенно сильны турбулентные потоки воздуха. За общее время полета «Комет» — примерно 3 тысячи часов — при средней продолжительности полета по 3 часа фюзеляжи до 1000 раз растягивались внутренним давлением и при посадке сжимались, от этого и появлялись трещины. Когда они достигали критической величины, воздух из салона вырывался с силой взрыва в окружающее пространство, разрушая весь самолет. Пассажиров с сиденьями выбрасывало из салона, так же выбрасывает снаряд при выстреле из пневматической пушки, и они погибали от кровоизлияния в легкие. Для проверки этой гипотезы в английском авиационном испытательном центре Фарнборо был сооружен огромный плавательный бассейн, куда целиком помещался фюзеляж самолета. Внутри с помощью насосов то поднимали, то снижали давление. Через некоторое количество циклов появлялась усталостная трещина, которая росла и привела к разрушению кабины самолета.